заговорил:
– Ты не знаешь этих людей, так ведь? Это Митчелл Дауд, мой адвокат. Это миссис Дауд. Зовут ее Мона. Слышал когда-нибудь о песне «О, Мона»? Она говорит, что ни разу этой песни не слышала. Что будешь пить?
– Ничего, – ответил Мюррей.
– Да брось ты, – сказал Уайкофф и кивнул японцу. – Джо, бурбон этому человеку. Хорошую порцию. – Указал ложкой в сторону Мюррея. – Это тот человек, о котором я тебе говорил, – сказал он Дауду. – Мюррей Керк. Заправляет большим агентством. Превосходный стрелок. Ты представлял себе его не таким, верно?
– Немного не таким, – ответил Дауд. У него был серьезный, самодовольный вид адвоката, самый богатый клиент которого попал в серьезную беду. – Рад познакомиться, – сказал он Мюррею.
Его жена была высокой, томной молодой женщиной с кукольным личиком и сонными глазами, с безупречным макияжем, от чего ее лицо отливало восковым блеском. Должно быть, в недавнем прошлом она была эстрадной танцовщицей.
– Будем знакомы, – сказала она.
– Очень приятно, – сказал Мюррей. Выпил одним глотком бурбон и скривился, когда виски обожгло рассеченное место во рту.
– Знаете, – заговорил Уайкофф, – время от времени я встречаюсь с частными детективами, и всякий раз это неряха. Постоянно костюм с Бродвея и грязная рубашка. Так что, когда вижу Керка, у которого есть какой-то класс, это интересно. – Он близоруко уставился на Мюррея. – Учился в колледже?
– Да.
– Я так и подумал. Теперь скажи мне вот что. Нравится тебе, как обставлен этот дом? Вранья мне не нужно, понимаешь? Я хочу узнать твое настоящее мнение. Как он тебе?
– Я еще не видел его, – ответил Мюррей. Подумал, прослушивается ли телефон Уайкоффа, и решил, что, видимо, да. Значит, если даже Уайкофф позволит ему воспользоваться аппаратом, пытаться звонить Рут не стоит.
– Дом обставлен в одном стиле, как и эта комната, – не отставал Уайкофф. – Что думаешь о ней?
Комната со светлой мебелью без украшений и унылым серым ковром от стены до стены представляла собой превосходный образец того, что Фрэнк Конми именовал «антисептическим модерном». Она поразительно напоминала квартиру Харлингена.
– Очень элегантная, – ответил Мюррей. – Настоящий класс.
– Это благодаря Моне, – сказал Уайкофф. – Она занималась всем от и до. Шестнадцать комнат, на тридцать тысяч долларов предметов в них, и моя девочка управляла всем. Сотворила настоящее чудо. Правда, малышка? – спросил он Мону.
У Мюррея создалось впечатление, что Мона все время подавляет зевоту. Она пробудилась от своей летаргии, чтобы пренебрежительно пожать плечами.
– Мне нравилось это делать, – негромко сказала она. – Было интересно.
– Это она так говорит, – обратился Уайкофф к Мюррею, – но поверь, работы было много. Ей приходилось разбирать все, что натворил декоратор, которого я пригласил.
