на своей флейте. Однажды очень давно один учёный старый грек, попавший в плен к Гердрику Славному, и проданный потом одному соседнему бонду, и умерший от пьяных побоев своего нового хозяина, рассказал Биргу, что однажды греческая богиня Афина подарила пастуху Марсию свою волшебную флейту, и пастух стал так хорошо играть на ней, что поразил даже бога солнечного света Аполлона. Оказалось, что он играл лучше бога. За это Аполлон убил пастуха и снял с него кожу. Музыкант трагически погиб, но имя Марсия стало известно всем людям и на все времена. Этим старый и умный грек хотел, видимо, сказать маленькому Биргу, что для того чтобы стать великим музыкантом, нужно быть готовым отдать свою жизнь, если не в прямом, то в переносном смысле. Нужно быть готовым заключить сделку с богами, и ни за что им не показывать своего превосходства хоть в чём-то. А что из этого получится на самом деле, лучше не и думать, ведь если не кожу снимут потом, то неприятностей точно не оберёшься. Тем не менее после этого маленький мальчик в своё любое время, свободное от помощи по хозяйству родителям, а потом и во время походов в дружине конунга Вишены, стремился играть на флейте и совершенствоваться в игре. В конце концов, он научился весьма сносно играть и освоил все мелодии, услышанные им от скальдов на пирах или просто так, придуманные кем-то ещё.
Он освоил все мелодии, услышанные им от скальдов на пирах или просто так. Однако игра на гуслях, бубнах или флейтах всегда только дополняли песни скальдов, их саги. Биргу же была интересны мелодии и ритмы. Однажды он принялся сочинять собственные мелодии. Он сочинил их за несколько лет великое множество. Пробуя их записать, он использовал руны, где каждая руна обозначала устойчивый отрывок мелодии, последовательное повышении трёх нот вверх, или вниз, или обыгрывание какой-то комбинации звуков. Беда была в том, что комбинаций было много, гораздо больше, чем он знал, или мог придумать рун. К тому же записывать приходилось, то сажей на бересте, то царапать на досках или камнях, из-за чего знаки искажались, стирались, их потом было трудно читать. Играя потом по памяти или по записям свои же мелодии, Бирг зачастую ошибался. Эти ошибки были слышны только ему, но он каждый раз останавливался при этом, начинал играть сначала, вздыхал, ругался беззлобно. Окружающим казалось, что он просто не умеет играть как следует. Так как звук он из флейты извлекал громкий, пальцы у него были на руках все на месте, то единственным объяснением такого поведения, могло служить только его тугоухость. Отсутствие слуха к музыке, или просто частичной глухоты. Так Бирга прозвали Безухим. Сейчас он сидел спиной к мачте и парусу, не видя кормы и носа ладьи. Таким образом, он остался один на один с флейтой, музыкой и водой пролива. За его спиной скрипела мачта, вздрагивал парус, вяло переговаривались Свивельд и Ингвар:
– Я тебе скажу просто, если бы я осматривал парус, то я увидел бы, что в него завернулся человек, хоть и мальчишка Ладри.
– Этот Ладри так худ, что я принял его за свёрнутую шкуру.
– Человека от шкуры отличить не можешь…
– Жалко
