заметьте, не сердитая, – особенно приятельским голосом сказал Рванкин. – Без лишнего – девять гривен.
– За девять гривен сам носи! – усмехнувшись, возразил Терпуг.
– С людей по рублю кладу! – искренно и убедительно сказал Рванкин, понижая голос до шепота, чтобы кто со стороны не услышал об его особом благоволении к ним, к Терпугу и Копылову.
– Сами, господа, знаете: товар дорожает. Не мы цену накладываем, нам накладывают. Вы извольте взглянуть: ширина! Будьте любезны! Весь Хопер перепрудить этой шириной можно!
Копылов постоял как бы в некотором размышлении и нерешительности. Потом, отогнувши черный, набухший, плохо распрямлявшийся указательный палец, решительно ткнул на материю и сказал:
– Режь на две рубахи!
Было немножко странно Рванкину, что не стали торговаться, – он дошел бы и до полтинника. Он привык к тому, чтобы в его лавке торговались до изнеможения, даже любил этот спорт, в особенности на досуге, потому что тут во всем блеске развертывалось его красноречие. Он ошеломлял покупателя тучей убедительнейших и неожиданных доводов, силлогизмов, аналогий из жизни, из какой-то легендарной всемирной истории, из политики, из хозяйственного обихода, призывал Бога в свидетели, ссылался на чистоту своей совести и т. п.
Но вот тут как-то сразу, неожиданно согласились, и было это немножко непонятно и немножко даже грустно как будто.
Разве где-нибудь сшибли дешевых деньжонок, стибрили что-нибудь и не жаль было легко нажитого? Очень возможно… В конце концов надо использовать момент и предложить еще что-нибудь – авось возьмут…
Он проворно отмерил шесть аршин, надкусил край полотнища и быстро, с мягким треском, разорвал кусок по ширине. Проворно и ловко сверпул отрез в четырехугольный сверток и с особым шиком хлопнул им по полку.
– Еще чего не потребуется ли? – с улыбкой самой искренней преданности предложил он.
– Разве уж взять платков бабам? – полувопросительно сказал Копылов.
Терпуг небрежно и коротко отозвался:
– Можно.
– Извольте-с, – с готовностью подхватил Рванкин, наклоняясь корпусом к покупателям. – Есть свежей получки, на прошедшей неделе из Москвы пришли. Шалечки небольшие, каемочки шелком в тень расшиты… утирочки батистовые. Есть попроще – шириночки… Вот из цветковых не угодно ли?
– Давай из цветковых, – сказал Копылов и не утерпел, смешливо гигикнул, хрипло и странно, точно овца поперхнулась.
– Да гляди, чтобы добрый сорт! – прибавил Терпуг и тоже засмеялся.
– Да уж будьте покойны! Плохое не дадим – зачем плохое давать? Я сорт в людях, кажется, различаю.
– Ну, гляди!
Копылов небрежно перекинул несколько пестрых платков, выложенных Рванкипым на полок, потом отбросил три в сторону и небрежно спросил:
– Цена?
– Чуть не даром: по полтора рублика-с… И сейчас же Рванкин приготовился скостить
