детям – Хизер и ее мужу, отцу Дэвиду Соммеру; Холи, Питеру, Мэри и ее мужу Джеймсу Д. Карри. Семья горячо поддерживала меня во время работы над книгой и во всех других жизненных начинаниях. Без ее участия я не смог бы завершить этот труд.
Протоиерей Джеймс Бернстайн,
Линнвуд, штат Вашингтон,
5 июля 2007 года
Часть 1
Не тот Мессия, которого ждали
Глава 1
Выросший в тени Холокоста
Я проснулся от пронзительного звука – осколок кирпича со звоном влетел в огромную витрину нашего магазина. В это время я и мои родители, Исаак и Белла, крепко спали в своих комнатах, располагавшихся прямо позади кондитерской лавки в нью-йоркском районе Квинс. От торгового зала, где вся семья трудилась днем, мою спальню отделяла лишь хлипкая деревянная дверь.
Из-за двери доносились крики. Папа, которого все родные и знакомые звали Айк, бросился туда, а мама закричала: «Айк, Айк, осторожно! Берегись!»
Послышались проклятия и выкрики: «Еврейские ублюдки!», «Жиды, выходите!», «Мы вас прикончим!».
Все это казалось сном, ночным кошмаром. Где я? Разве я в нацистской Германии, а не в большом цивилизованном городе, в благополучном квартале Нью-Йорка, в котором обосновалось много еврейских семей?
Выбравшись из постели, я опасливо приблизился к двери и увидел, как несколько молодых парней пытаются сдержать разбушевавшегося мужчину, который и совершил тот самый гнусный поступок – разбил витрину. Очевидно, он всерьез перебрал спиртного в баре напротив и решил выпустить пар, а мы просто подвернулись под руку.
Когда его наконец оттащили от дома, отец, переходя на родной для него с детства идиш, выругался: «Мешугенер!», что означает «Совсем рехнулся!».
Мама и папа часто обменивались эмоциональными репликами, сопровождавшимися бурной жестикуляцией. Иногда родители переходили на идиш или иврит, если считали, что разговор не предназначен для моих ушей. Им очень хотелось, чтобы в моей жизни не было ничего, что напоминало бы об ужасах прошлого. Они намеренно говорили со мной только по-английски, полагая, что это поможет мне не соприкасаться с мрачными сторонами реальности. Но как они ни старались, им не удавалось полностью оставить меня в неведении по поводу того, что происходит вокруг. Бранные слова я прекрасно понимал. А в некоторых обстоятельствах, например, как сейчас, оказывалось, что практически вся речь старших состоит из проклятий.
Через несколько недель я увидел фотографию оскорблявшего нас человека на первых полосах крупнейших нью-йоркских газет. Оказывается, он кого-то убил уже после того, как кинул кирпич в нашу витрину. Свидетели вызвали полицию, преступник попытался скрыться, но его поймал полицейский, который по удивительному стечению обстоятельств оказался родным братом убийцы. Это происшествие обсуждал потом весь город.
Иерусалимские корни
Несмотря
