я понимала, что, даже несмотря на заманчивую перспективу остаться в Германии, я не смогу долго выдержать рядом с таким человеком. Ссоры начались почти сразу. Йенс раздражал меня, он совершенно не нравился мне ни как мужчина, ни как человек, а его капризы и фальшивые слёзы, которые он начал демонстрировать буквально с первого дня с целью оказывать на меня давление, выводили меня из себя. И уже тогда я смутно начала подозревать его в том, что он не честен со мной. Номера телефонов, которые он дал мне на экстренный случай, оказались на поверку телефонами совсем посторонних людей, а его ложь по поводу возможностей в сексе была очевидна. И хотя он по-прежнему повторял, что он «может», и ему надо просто привыкнуть ко мне, я понимала, что он врёт. Йенс Хаас был импотентом. Впрочем, после близости с Карстеном это радовало меня, потому что теперь мне была отвратительна даже мысль о том, что Йенс овладеет мной. К тому же, несмотря на моложавый вид и бодрость, он уже источал этот неуловимый отвратительный запах старости, а может быть, всё дело было в его леденцах, которые он постоянно грыз, громко причмокивая, даже в супружеской кровати. Они наполняли всё пространство вокруг него сладковатым ароматом ментола и чего-то ещё, и вызывали у меня приступы тошноты.
Однако пристутствие в нашей жизни Карстена помогало мне выносить моего будущего мужа и мириться с вещами, которые я не стала бы терпеть в другой ситуации.
Казалось, что Карстену нравится проявлять заботу о нас обоих, он прилагал все усилия, чтобы сделать нам приятное.
Раз в два дня он приходил и собирал наше грязное бельё и одежду в большую сумку и увозил домой стирать. У Йенса в квартире не было стиральной машины: её забрала Леа, когда переезжала к своему новому бойфренду. Поэтому Карстен добровольно взял обязанности по стирке на себя. Я не давала ему стирать только мои трусики, предпочитая это делать сама вручную. Мужчины посмеивались над моей русской привычкой. Здесь это было не принято. Однако для меня было неприемлемо демонстрировать моё грязное нижнее бельё моему любовнику.
В один из дней мы поехали с будущим мужем в Ильцен к ювелиру, чтобы отдать на растяжку моё обручальное кольцо. Оно не подходило мне по размеру. Одновременно Йенс, воодушевленный предстоящим событием, раскошелился на гравировку внутри колец. На кольцах должны были написать наши имена и дату нашей свадьбы. На обратном пути на станции Бад Бодентайх нас встречал Карстен на велосипеде. Он забрал у Йенса ключи и помчался к нам домой, чтобы успеть приготовить для меня кофе к нашему приходу. Такие знаки внимания и заботы не могли не трогать меня.
Карстен был очень сентиментален, что было для меня бесспорным свидетельством его доброго сердца. Он не раз говорил, что ему нравится жить не для себя, а для других. Потом, уже спустя несколько месяцев, Йенс сообщил мне, что Карстен страдает «хильф синдромом». Таким людям важно быть полезными для
