в два конца...
– Это очень рискованная игра.
– Но и прибыль будет сумасшедшая!
– Я не люблю безумств. Да и Никита Николаевич Борзов весьма расчетливый человек, – ответил Чернов, чуть помедлив.
– И – азартный. Сейчас люди за семь процентов от такой суммы упираются, как сутулые кони! Если ты предложишь ему восемнадцать, он поведется. А сам сделаешь сорок.
– Это нереально.
– Отчего? Кинешь сначала стадо «быков», потом – выводок «медведей».
Кстати, у тебя же есть компаньон...
– Партнер. Медведь.
– По моим сведениям, это человек, способный на поступки. Не всегда просчитанные, но всегда эмоциональные. Никита Борзов такой же. – Савин снова меленько, неискренне рассмеялся.
– Они оба, что твой Медведь, что мой Никита, – бурые. На нерве. Пусть найдут друг друга. И поговорят. Борзов поведется. Ручаюсь.
Чернов промолчал. Веки его были прикрыты, и казалось, Борис Михайлович погружен в приятную послетрапезную дрему, и только бегающие под набрякшими веками зрачки говорили, что мозг его работает скоро и точно, будто вычислительная машина.
– Кстати, этот твой Медведь... Я наблюдал его работу во время восточного кризиса. Он же ненормальный! Как он вообще у тебя занимается финансами?
– Он умный. И танцует под мою музыку.
– А если ему понравится другая?
– Пока плачу я.
– Резонно, – смиренно пожал плечами Савин. – Музыку заказывает тот, кто платит.
Чернов пыхнул сигарой, на мгновение скрылся, словно за дымовой завесой, вперил в Савина острый, испытующий взгляд:
– Послушай, Валентин Сергеевич, а почему ты сам ушел с биржи? Помнится, лет семь назад ты был очень удачлив.
– Я азартен. И по маленькой играть не привык. А большая игра... Она для меня слишком рискованна.
– Скорее – жизнь слишком коротка для такой игры.
Олег Гринев шел по коридору офиса уверенно, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Навстречу двигался – запакованный в тройку полный пожилой господин, которого сопровождал охранник или советник – не разобрать: сухощавый, средних лет человек. Пожилой господин проплывал мимо, как океанский лайнер, не удостоив Гринева взглядом; неприметный, наоборот, глянул быстро, цепко, словно отмечая уязвимые для разящего смертельного удара места.
Гринев вышел из здания; автомобиль, который он оставил на Сретенке, был уже на стоянке; за рулем застыл спокойный, лет сорока пяти, немного грузный водитель.
– Машину легко нашел, Иваныч? – спросил Олег.
– А то. Когда с тобой имеешь дело, нужно только разыскать место, где все «строго запрещается», – там и будет. Тебя, Федорович, через все запреты тащит, как того медведя на пасеку.
– Через рогатины?
– Покамест ты вроде обходишь.
Гринев кивнул, размышляя о чем‑то своем.
– Далеко поедем, Федорович?
– Отдыхай,
