чуть суровому безразличию, с каким бывалый таёжник смотрит на самое что ни на есть прекрасное, нравящееся ему до страсти.
Знал, что грешил, но расхваливал парнишку, желая его заполучить.
Но чем-то был он дорог Елене Ивановне, все мои восторги пропускала старушка мимо ушей.
Пробовал я у неё и купить чучело. Не тут-то было! Только отмахивалась рукою – и весь разговор.
Степан Иванович, тот несколько раз снимал со стены медвежонка, намереваясь вручить его мне. Но каждый раз Елена Ивановна отбирала и водворяла чучело на место.
Так и сидел парнишка на стене в не надёванной Степаном Ивановичем шляпе.
Он, верно, и сейчас там сидит, в таёжной Моге.
И почему-то мне очень хорошо, когда я вспоминаю, как хотелось иметь его у себя, и как Елена Ивановна противилась этому. Оттого хорошо, что противилась. Степан Иванович с медведями во всю свою жизнь долгую не ладил. Любил рассказывать, как воевал с ними, как не давал спуску.
– Этат кто ж хозяин? – хорохорился старичок, пригубив рюмочку (вина он почти не пил). – Ты тока али я тока? Я тока хозяин! И свою власть устанавливаю!..
Девяноста трёх лет, уже почти вовсе ослепнув, за городьбой своей заимки на Усть-Чайке добыл старик последнего в своей жизни медведя.
Вышел недалеко в тайгу с ружьишком потолкаться и добыл…
Он уже тогда и сынов в лицо различить не мог, по голосу только распознавал. Всё больше лежал у печи, постанывал или дремал на солнцегреве, сухой, лёгкий и немощный. В тот самый год виделся я со Степаном Ивановичем, и он, признав меня по голосу и росту, дребезжа сухоньким смешком, рассказывал многое, но почему-то вспоминал только империалистическую войну. Да так, словно было это совсем недавно. Вспоминал товарищей, командиров, называл их по именам и фамилиям, обрисовывая каждого настолько живо, что они, те далёкие, ни разу мною не встреченные в жизни, до сих пор живы в памяти. Только раз отклонились от тех военных воспоминаний, когда я настойчиво попросил рассказать о падении Тунгусского метеорита.
– Как же-тка сперва, сперва громыхание было… И того, шаманы эвенкам говорили: однако конец света грядёт. Дак вот же, вдруг другое солнышко взошло… И грохотание… Вот тут взошло… – Степан Иванович, натыкаясь на лавки, пробежал к окошку, сунулся к беленому боку печи, повёл по нему рукою. – Вот тудока пошло, пошло и туда вышло.
Солнце, которое всю его жизнь всходило совсем в другом окошке избы и, медленно перемещалось по другому боку печи, уплывало к закату, определяло весь ход бытия. А тут вдруг с грохотанием прошло стремительно совсем по-другому кругу. Ни до, ни после никто так точно из тех, кто видел чудо, не передал сути происшедшего на Тунгуске, как Степан Иванович. Удивительно ясным стало для меня то тайное действо, следы которого годами искал я среди таёжной нежити…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив
