это… Ради нас всех. Ради наших девочек. Ради Никса с Мишелем, – императрица была отличной актрисой, поэтому решила изображать несчастную жертву обстоятельств – возможно, хоть так можно достучаться до этой железной женщины?
– Ваше Величество, – произнесла графиня после нескольких минут тягостного молчания. – Неужели в вашем окружении не нашлось кого-то более жестокосердного, чем я? Я женщина. Я сама мать. Никогда в жизни я не марала свои руки в крови, тем более, в крови невинных младенцев. Если вам нужно так избавиться от несчастной Марии Александровны, выберите другого исполнителя. Клянусь – вашу тайну я сохраню.
– Нет, Лотта. Я долго думала и решила, – это должна быть ты, – покачала головой иимператрица. – Ты нам практически как член семьи. Ты точно будешь молчать. И на тебя никто никогда не подумает. Я доверяю тебе, как самой себе.
– Я отказываюсь, государыня. Это моё последнее слово, – и графиня, церемонно поклонившись, отправилась к двери.
Но императрица настигла её, схватила под локоть и прошептала прямо в ухо:
– Убийство – значит, тяжкий грех, а гордыня – не грех вовсе? Что-то ты загордилась, как погляжу. Кем ты себя возомнила? Да одно моё слово – и вы все полетите в то же болото, откуда вылезли! Так и сгниёте там, обещаю.
“Она говорит прямо как её муж”, – усмехнулась про себя невозмутимая фрау Шарлотта, в своей жизни слышавшая и не такое в свой адрес. Но, в отличие от Павла Первого, императрица была не из тех, кто легко меняет гнев на милость. Её слова не похожи на пустые обещания хотя бы тем, что обычно Мария Фёдоровна так никогда не выражалась и напрямую не демонстрировала своё неудовольствие. Ладно, если отстранят её; девочки будут очень скучать, но что поделать, если ваша мама хочет убить вашу грудную племянницу, а ваша гувернантка не пожелала брать такой грех на душу. А если это распространится на её сыновей? Или на семьи её дочерей? Графине надо было думать не только о себе. От неё зависело благополучие целого клана.
– Если вы заговорили так, Ваше Величество, то что мне ещё остаётся делать? – фрау Шарлотта аккуратно сняла пухлую руку императрицы со своего плеча. – Вы здесь хозяйка. Вы всем распоряжаетесь.
– Так ты согласна? Отлично, – государыня быстро достала из кармана своего коричневого шёлкового платья флакончик с опиумом. – Вот. Добавь это в молоко, которым её кормят. Девчонка заснёт и никогда уже не проснётся.
– Это подозрительно, – тихо проговорила Шарлотта Карловна. – Если будут делать вскрытие…
– Не будут. Я об этом позабочусь, – уверенно отвечала Мария Фёдоровна. – А что касается смерти… Ты же сама мать, ты знаешь, как часто и внезапно заболевают дети такого возраста.
Она положила флакон с ядом в карман платья своей приятельницы.
– Именно потому, что я мать и должна думать о своих детях, я иду на этот грех. – проговорила фрау Шарлотта. И вышла из комнаты без всякого
