также ощущения вкусов. Днем пересохшие рот и язык почти не могут отличить куска лепешки или вяленого мяса от лоскута мешковины. С наступлением же вечерней прохлады еда раскрывает весь удивительный букет своих вкусов и ароматов, и даже глоток застоявшейся в бурдюке воды изумляет разнообразием оттенков. Свежедобытое нежное мясо, кажется, само тает во рту, а терпкий чай и упоительный рахат-лукум будят воспоминания об усладах далекой и привычной городской жизни.
Звуки, не заглушаемые больше пронизывающим слух, словно стрела, звоном раскаленного песка в дрожащем знойном мареве, тоже, как бы просыпаясь, проступают все отчетливее. Ветер уже не завывает в дюнах, а почти беззвучно шепчет свои таинственные заклинания. Иссушенные кустики оживленно переговариваются между собой в его порывах. То здесь, то там слышатся шорохи пробегающих ящериц и мышей или монотонный шелест проползающей змеи. Если прислушаться, можно явственно различить журчание воды в источнике, хотя он находится на расстоянии полета стрелы. Вслушиваясь в эти голоса пустыни, невольно проникаешься благоговением, понимая, насколько велика, безгранична и всесильна жизнь, творящая свое даже в таких бесплодных уголках мира. Тихое же потрескивание костра, всхрапывание верблюдов и позвякивание их колокольчиков, редкий лай собак и приглушенные голоса в лагере вселяют гордость за то, что человек способен в угоду стремлениям своих души и разума покорять самые непокорные дали.
Пустыня – это бесплодный и жестокий мир, в котором есть место лишь тем существам, которые зародились вместе с ним и которым больше ничего не остается, кроме как существовать в нем. Всякого же вторгшегося в него чужака он встречает грозным натиском всего арсенала своего оружия, и лишь очень немногие способны ему противостоять. Солнце, которое во всех других частях света рождает и ласкает жизнь, здесь безжалостно убивает ее, если она не найдет в себе сил или хитрости противостоять его испепеляющим лучам. Солнце раскаляет землю, и она уподобляется углям пожарища. Солнце раскаляет воздух, и он уподобляется невидимому огню, обжигающему дыхание. Солнце иссушает все вокруг на огромных пространствах, обрекая живое на изнурительные скитания в поисках воды, а нередко – и на смерть от жажды и зноя. Воздух же дрожит и волнуется, искажая и размывая очертания, рождая предательские миражи. Мельчайшая пыль, стоящая в нем, при каждом вдохе проникает глубоко внутрь, вызывая мучительный кашель и удушье, застилает мутной пеленой глаза и, вместе со слепящим солнцем и пляшущим воздухом, делает зрение почти бесполезным, сбивая путника с пути и доводя до отчаяния. Здешний воздух днем почти непригоден для дыхания. Горячий и грязный, он с каждым вдохом наполняет грудь смертоносной пылью, а с каждым выдохом уносит из нее живительную влагу, изнуряя тело жаждой и тяжестью. Жажда преследует здесь все живое, даже если есть возможность ее утолять, ибо проглоченная вода сразу же выходит обратно через кожу. Поэтому животные стараются
