неимоверно подорожавший газ. Еще мангалы топят дровами, но кто же будет разжигать мангал в полпятого утра? Камины тоже топят, но от камина запах больше идет в дом, а не в трубу и на улицу – это Антон знал наверняка, потому что в доме на Кисельной, 8 камин был и топили его довольно часто – «под сыр и вино», как любил говорить отец. А сыр и вино в доме были всегда.
Фей Ерофей тоже учуял приближение утра – потянул носом свежее дыхание осени, дрогнул ухом, когда заголосили третьи петухи. Антон как-то пропустил пенье первых и вторых – не до того было, как-никак – говорящая собака во дворе. Тут Антон вполне предсказуемо вспомнил булгаковское «Собачье сердце», вспомнил странницу, пришедшую посмотреть на «собачку говорящую» и вновь улыбнулся сам себе.
– Весело тебе? – тут же заметил Ерофей. – И правильно: в дорогу нужно отправляться радостно, с задором, с энтузиазмом. Кстати, тебе пора. Должен выступить до первых солнечных лучей.
– А если опоздаю? – лукаво спросил Антон.
– Тогда прощай, мечта, – честно ответил Ерофей. – Нельзя откладывать – рискуешь закончить путь, даже не начавши. Так что добро пожаловать домой. Иди. Дверь открыта.
– Домой? – удивился Антон, который меньше всего ожидал именно такого старта к Венере.
– Поторопись! – кивнул Ерофей. – Чтобы я тебя успел проводить.
– Ну, тогда добро пожаловать, – Антон поднялся по ступеням крыльца и распахнул входную дверь. Жестом пригласил фея в дом.
– Мне в собачьей шкуре в дом нельзя, – произнес Ерофей с должным пиететом. – Я же дворовой пес. Ты не медли, иди. За меня не беспокойся.
После этих слов Ерофей гавкнул. Антон вздрогнул от неожиданности – он уже привык к человеческой речи. Пес снова гавкнул и завилял хвостом. Genius loci, дух места, улетучился. На то он и дух. Перед хозяином вновь ждал команд, еды и развлечений его четвероногий питомец. Антон только теперь понял, как утомила его эта сказочная ночь. Пора в постель. Срочно! Безотлагательно!
Антон торопливо переступил порог и, оказавшись в прихожей, радостно скинул куртку и сменил уличную обувь на домашние тапочки. Оставалось через небольшой холл добраться до дивана, взбить подушку, натянуть плед по самый подбородок и включить телевизор. На ватных ногах полусонный Антон решительно зашлепал к цели. Вот он холл, а вот и кошка Ка-Це – лениво щурится на хозяина у порога кухни. Сколько ей сейчас? Десять? Двенадцать?
Разве вспомнишь теперь, когда появилась Ка-Це в доме на Кисельной, 8? Уже взрослым животным трехцветной масти материализовалась она на той самой, уходящей к морю, желтой дороге – маршировала меж лужами, высоко, чтобы не испачкать, поднимая лапы. Папа сказал тогда по-немецки: «Die Katze marschiert». Шестилетний Антон услышал «Ка-Це» вместо «Katze». Так и пристало это странное прозвище к маленькой, «куцей» кошечке, которая так и не выросла за прошедшее без малого десятилетие. Странно совпало (да совпало ли?), что первая встреча хозяев с Ка-Це произошла в тот самый день,
