тебя правильное мировоззрение и настрой, что в спорте не менее важно, чем хорошие физические данные.
– Не так – на меня эти надежды зачем-то возлагают, – возразил я. – Лично я никому ничего не обещал.
– Жаль, что ты не видишь себя в спорте.
– Я вижу себя в музыке. А спорт… Он учит меня защищать свой путь.
– Разве твои родители против того, чтобы ты занимался музыкой? – удивился он. – Мне казалось, наоборот.
– Не то, чтобы против… Просто я не хочу всю жизнь играть по чужим нотам.
– Не многовато ли ты на себя берёшь? – испытующе посмотрел на меня наставник.
– Сколько дают, – пожал плечами я.
– Тогда Бог в помощь, парень, – улыбнулся он. – Но если всё-таки передумаешь насчёт спорта – дай знать.
Я не передумал – это было исключено, хотя сильно сомневался в том, что Бог мне поможет. Мне казалось, высшие силы, напротив, создают мне препятствия на каждом шагу, словно я им чем-то насолил. Но отступать от задуманного не намеревался. К старшим классам я уже вовсю сочинял музыку – втайне от всех, кроме Ангела – и мечтал её исполнять. Вместе мы написали с десяток песен. Мой друг вполне успешно освоил классическую гитару и уговорил отца купить ему электрогитару, заверив, что это не мимолётное увлечение. Именно отец Ангела, который в школьные годы играл в местной рок-группе, впервые высказал мысль о том, что мне больше подошло бы не фортепиано, а синтезатор. Идея запала мне в душу, и я начал думать о том, как воплотить её в жизнь. Вариантов было немного – учитывая то, что жили мы бедно. Хотя, даже если б у нас были деньги, сомневаюсь, что родители, которые уже решили для себя: их сын станет знаменитым пианистом, и мысленно распределили его будущие гонорары, купили бы мне инструмент.
Это сейчас забавно вспоминать, как я трудился разносчиком пиццы, курьером, почтальоном, репетитором – словом, брался за любую подходящую работу. А тогда мне было совсем невесело. Стоило немалых усилий совмещать эти подработки с успешной учёбой, которой нельзя было жертвовать – ведь именно она служила единственным оправданием моим «странностям». Моя индульгенция… Я появлялся дома совсем ненадолго – в основном, чтобы поспать, чем давал повод подозревать меня во всех смертных грехах. Эти частые отлучки в комплексе с моим экстравагантным видом возводили моё семейство в глазах местной религиозной общины в ранг святых. Да отец должен был молиться не за меня, а на меня – если б не сын-грешник, с его репутацией человека сомнительного рода занятий о таком можно было бы даже не мечтать. Естественно, я своего добился. Мне всегда непросто было побуждать себя к активным действиям – по жизни я, скорее, созерцатель, чем деятель. Но если уж в голову что-то взбрело – остановить меня не смогло бы ни цунами, ни снежная лавина, ни ядерный взрыв.
Помню в мельчайших подробностях тот день, когда моя мечта наконец-то осуществилась, и я приобрёл вожделенный
