так настроены от того, что дахи больше не подчиняются султану.
– Но разве не султан даёт им работать и богато жить?
– Они стали требовать от него расширения территорий, а он взял и замирился с австрийцами.
– И что теперь будет? Они его свергнут?
Георгий улыбнулся.
– Он слишком далеко. Они злятся, ты права. Земли наши они давно считают своими, и потому, чтобы отделиться от султана, попытаются взять их силой. Только мы тоже к этому готовы.
– Ты станешь с ними воевать?
– Будет так, как решит народ. Я давно уже подчиняюсь ему, а не черномазому султану и уже тем более не грязному базарному торговцу!..
В одну из ночей к нам в дверь постучались – на пороге стоял турок Исмаил, смотритель водонапорной башни, с которым Георгий время от времени о чём-то беседовал.
– Где Карагеоргий? – на нём лица не было от страха. Я проводила его в комнату к спящему мужу и с тревогой стала вслушиваться в их разговор. Ничего толком не услышала, но спустя некоторое время Георгий показался на пороге в полном военном обмундировании – он успел собраться в доли секунды. Я поняла – что-то произошло.
– Что случилось?
– Срочно одевайся, – Георгий как всегда был бесстрашен, но – по глазам видно – рассержен. – Нам надо уехать.
За полночь мы вскочили на коня и мчались до самого Орашаца. Я грешным делом подумала, что снова придётся возвращаться в Австрию – очередной разлуки с домом моё сердце бы не выдержало. К счастью, в нескольких десятках миль от Белграда Георгий остановил коня.
– Ты расскажешь мне, почему мы снова бежим со своей родины?
– Дахи ночью устроят резню. Перебьют всех сторонников султана, кого не удастся переманить на свою сторону, чтобы захватить власть. Вместе с ними казнят самых знатных сербов – священников, купцов, дворян. Нам необходимо было уехать…
Я не поверила своим ушам.
– Ты?! – вскричала я. – Ты, смелее которого я не видела отродясь, вдруг бежишь от врага и оставляешь свою землю и своих людей в лапах эти подлых дахи?!
– Именно потому я и не сказал тебе всего там. Есть вещи, которые нужны всему народу – например, моя жизнь. Кроме меня, некому будет сразиться с дахи, ты права, но не сейчас. Я не смог бы в одночасье поднять восстание. Нам надо подготовиться, а для того хотя бы надо быть живым. Суди, как знаешь, а только время покажет. Можно убить десяток дахи и самому пожертвовать жизнью, ничего не изменив в судьбе своей страны, а можно убить тысячи и даровать наконец Сербии так горячо желанную свободу…
Я давно перестала понимать Георгия – возможно, он был слишком умным и взрослым для меня. Но в этом случае мне казалось, что я права, а он просто смалодушничал. Велико же было моё удивление, когда вечером того же дня в Орашац потянулась огромная вереница людей со стороны Белграда. Замерев на высокой смотровой башне, рядом с Георгием, созерцала
