в обычную попойку.
Когда Алена всучила приглашение и мне, я шел по коридору в сторону холла. Был большой перерыв, и я думал свалить на крышу. Но она меня фактически подрезала.
– Ты же придешь? – требовательно поинтересовалась Алена сквозь пузырь пахучей жвачки.
Алена всегда занималась организацией различных мероприятий, которые выпадали на жизнь класса. Неудивительно, что и здесь впряглась.
– Нет, спасибо, – рассеянно отозвался я.
– В смысле? – протянула она. – Ты должен прийти, все там будут.
– И что?
– Это надо сделать. Он умер, понимаешь? Мы должны… почтить его, и все дела…
Я невольно выдохнул, чувствуя, что злостный ком обличительных слов, который я уже давно таскал у себя в груди, вот-вот вырвется наружу.
– Да вы же даже с ним не общались! Что вы вообще можете о нем помнить?
– Забей, – махнула рукой она, – ты же всегда не в теме…
И она ринулась с листовкой к кому-то еще, кто шел за мной. Промоутер от бога, что сказать.
Я с раздражением глянул на бумажку с адресом, а потом засунул ее в карман.
Ну и последняя характерная черта шестнадцати лет – большая любовь к церемониям, будь то пати на хате или вечер в честь умершего одноклассника. Я часто думал, что мы, подростки, стараемся имитировать образ жизни взрослых, даже не вполне понимая необходимость этого. Но чей образ жизни ведут взрослые – остается загадкой. Наверное, повторяют то, что запомнили в свои шестнадцать лет.
– Ты хочешь сказать, что не пойдешь на вечер памяти Саши? – спросила меня мама.
Она никогда ни на чем не настаивала, но я всегда чувствовал ее скрытое неодобрение. Мы ужинали, хотя было уже поздно. В тот день я опять вернулся домой на ночь глядя, что в очередной раз вызвало волну упреков.
– Послушай, ты можешь избегать мира, но рано или поздно тебе придется стать его частью.
Абстрактные заявления вроде этого были для нее редкостью.
– Я не вижу смысла в этой затее, – отозвался я, не чувствуя во рту вкуса пюре.
Она нахмурилась, глядя на меня поверх очков. Я смотрел в сторону.
– Сходи туда, Сергей. Это не самая плохая идея.
– Это необязательно.
– Да, тебя никто не заставляет. Но я считаю, что плохо не будет, если просто поприсутствуешь. Тебе что, все равно?
– А что это изменит для него? Как ты думаешь, – едко начал я, – он это почувствует? Ему это вообще важно?
– Тебе лишь бы спорить, – с досадой ответила мама и поднялась.
Собрав тарелки, она направилась к раковине. Я холодно следил за ее передвижениями, и враждебная струна между нами снова натянулась.
– Дело не в споре.
Резко обернувшись, она сердито вопросила:
– А что подумают люди, тебя не волнует?
– Послушай,
