Я дождусь, пока они заплесневеют… а потом соберу все крошки и засуну в шкафчик Киары. Или еще лучше – приклею их туда на суперклей.
Мне нужно отвлечься от мыслей о печенье и Киаре. Ничто не превзойдет стряпню mi’amá, но как только я возвращаюсь домой после школы, я достаю все, что могу найти у Алекса в квартире, и пытаюсь приготовить настоящий мексиканский обед. Это заставит меня забыть о чертовом шоколадном печенье. К тому же я живу здесь уже неделю, и тот факт, что за прошедшие дни я ни разу не ел настоящей, острой мексиканской еды, приводит меня в бешенство.
Алекс наклоняется над кастрюлькой тушеного мяса и вдыхает аромат. По выражению его лица я вижу, что этот запах напоминает ему о доме.
– Это называется carne guisada[29]. Мексиканская кухня, – говорю я так, как будто он слышит об этом впервые.
– Знаю я, что это такое, умник. – Он накрывает кастрюлю крышкой, а потом возвращается к своим учебникам.
Спустя час мы садимся есть. Я наблюдаю за тем, как мой брат в один присест уничтожает первую порцию и накладывает себе добавки.
– Смотри не подавись.
– Что может быть лучше этого? – Алекс облизывает свою вилку. – Не знал, что ты готовишь.
– Ты многого обо мне не знаешь.
– Раньше было иначе.
Я внезапно теряю аппетит.
– Это было давно.
Я стараюсь смотреть в тарелку. Я больше не знаю своего брата. После того как его подстрелили, я боялся говорить с ним, потому что разговоры об этом делали случившееся более реальным. Алекс так никогда и не рассказал, что именно произошло, когда он вышел из «Мексиканской крови», и я никогда не спрашивал. Но вчерашним утром я получил небольшую подсказку.
– Я видел вчера твои шрамы, когда ты вышел из душа.
Он прекращает есть и кладет на стол свою вилку.
– Я думал, ты еще спал.
– Не спал. – Картинка его исполосованной шрамами спины, местами выглядящей так, будто его избивали плетью, намертво врезалась в мою память. Когда я увидел бугрящуюся кожу у него между лопаток поверх букв МК, навсегда забитых чернилами, словно клеймо на крупном рогатом скоте, все мое нутро всколыхнулось ненавистью, злобой и мыслями о расплате.
– Просто забудь об этом, – говорит Алекс.
– Не могу.
Алекс не единственный Фуэнтес, в котором силен инстинкт яростно защищать своих близких. Если только я снова окажусь в Чикаго и найду говнюка, ответственного за шрамы Алекса, он покойник. Я, может быть, и досаждаю mi familia, но они все еще моя родная кровь.
Не только у Алекса есть шрамы. На моем счету больше драк, чем у профессионального боксера. А если бы помимо шрамов Алекс увидел еще и мои татуировки, выдающие во мне Герреро[30], он бы в штаны наложил. Я, быть может, и в Колорадо, но все еще связан с бандой.
– Мы с Бриттани хотим навестить ее сестру Шелли сегодня вечером. Присоединишься?
Я знаю, что сестра Бриттани – инвалид и живет в каком-то специальном пансионате
Тушеное мясо.
