ворить всего одно слово: «Люси».
Перед вами история мой бабушки – в том виде, в каком я услышал ее от тех, кто знал бабушку лучше всего: от моего деда, от других родственников и друзей и в первую очередь от нее самой. За многие годы я восстановил все подробности, какие только смог, опираясь исключительно на свидетельства очевидцев событий.
Хочу поблагодарить Музей архипелага Силли за помощь и за доступ к школьным журналам и другим источникам и отдельно семью покойного доктора Кроу с острова Сент-Мэрис за разрешение привести выдержки из его личного дневника. Мои родные и многие другие люди, слишком многочисленные, чтобы можно было перечислить их всех здесь – с островов Силли, из Нью-Йорка и других мест, – терпеливо помогали мне в моих изысканиях и в выстраивании всей картины.
Можно сказать, что эта история завладела моим воображением с самого детства, сделавшись почти что наваждением. Я периодически возвращался к ней на протяжении едва ли не всей моей жизни. Она просто не шла у меня из головы, что, если подумать, совсем не удивительно. Ведь это история моей бабушки, – и бо́льшая часть этой истории, как вам скоро предстоит узнать, была записана мною с ее собственных слов, под ее диктовку. Так что в каком-то смысле это и моя история тоже, история моей семьи.
Именно благодаря бабушке мы все стали теми, кто мы есть, – впрочем, о роли деда тоже не стоит забывать. Я сделался тем, кто я есть, благодаря им обоим. Я добился того, чего добился, стал тем, кем стал, жил там, где жил, написал то, что написал, благодаря им. Потому-то и родилась эта книга – так я говорю спасибо бабушке с дедушкой. А еще потому, что это самая невероятная и невозможная история из всех, какие мне доводилось слышать.
Глава первая
Ловись, ловись, рыбка
Была пятница, и потому они отправились ловить макрель. По пятницам Мэри всегда подавала им на ужин макрель, но Альфи и Джим, его отец, отлично знали, что она не станет этого делать и никакой макрели им не видать, если они не наловят достаточно, чтобы накормить четверых. И Альфи, и его отец отличались отменным аппетитом, по поводу чего Мэри с удовольствием сокрушалась вслух. Но и насыщала этот аппетит она тоже с удовольствием.
– Желудки у вас обоих просто бездонные, – с неприкрытым восхищением приговаривала Мэри, глядя, как сын и муж наперегонки уплетают каждый свою порцию – по три рыбины на каждого, если улов был хорош.
Еще ведь надо было накормить и дядю Билли тоже. Он жил один в лодочном сарае на берегу Зеленой бухты, потому что ему так нравилось. От фермы Вероника, где жили они сами, это было через поле – рукой подать. Мэри каждый вечер относила ему ужин, но, в отличие от Альфи, тот мог и возмутиться, что это снова макрель. «Я люблю крабов», – заявлял он. Однако же, если Мэри приносила ему краба, вместо благодарности она слышала: «Где моя макрель?»
Да уж, поискать еще таких приверед, как дядя Билли. Причем привередничал он почти всегда и по любому поводу. Он вообще был не как все нормальные люди. Как любила повторять Мэри, потому-то он такой необычный.
В то утро клева все никак не было, хоть плачь. Чтобы не унывать, они говорили об ужине, воображали, как вечером Мэри будет готовить для них макрель: обмакнет во взбитое яйцо, обваляет в овсянке, потом приправит солью и перцем. Рыбу она всегда жарила только на сливочном масле. Они представляли, как поплывут по дому запахи, а они будут сидеть за кухонным столом в предвкушении, глотая слюнки, наслаждаясь запахом аппетитно скворчащей на сковороде рыбы.
– Конечно, когда она узнает, что мы с тобой учудили, Альфи, – сказал Джим, налегая на весла, – посадит нас на хлеб и воду на целую неделю. Она как пить дать не обрадуется, сын, ох не обрадуется. Будет мне на орехи, да и тебе тоже.
– Давай поближе к Сент-Хеленс, отец, – отозвался Альфи; мысли его сейчас были куда больше заняты макрелью, нежели неминуемым нагоняем от матери. – Там клюет почти всегда, у самого берега. Помнишь, в прошлый раз мы там выловили аж целых шесть штук?
– Не люблю я это место, – покачал головой Джим. – Никогда не любил. Но может, ты и прав, надо попробовать. Жаль только, ветра нет, парус не поставишь. Умаялся я что-то уже грести. Давай-ка ты, Альфи. Теперь твоя очередь.
Они поменялись местами.
Пересев на весла, Альфи обнаружил, что опять думает об ужине, о запахе скворчащей на сковородке макрели. Потом мысли его перескочили на то, как трудно запомнить и описать запах; со звуками и картинками это почему-то куда легче. Макрель раскладывали по тарелкам, а после полагалось еще прочесть благодарственную молитву. Им с отцом лишь бы протарабанить ее побыстрее – так считала Мэри. Сама-то она никогда не спешила. Молилась она искренне, с чувством, всякий раз по-разному; для нее это был не просто утративший смысл ритуал, который исполнил поскорее, и ладно. Сказав «аминь», она выдерживала приличествующую почтительную паузу, прежде чем приступить к еде. Альфи же с отцом накидывались
