бы крохотная рыбешечка. А бывает, они просто наперегонки на крючки прыгают, только успевай вытаскивать – тугие, гладкие, серебристые, так и пляшут на леске. Джим помнил, как радовалась Мэри, когда они возвращались домой с хорошим уловом и, гордые собой, хвастались ей, как она обнимала их и говорила, что таких отличных рыбаков в целом мире нет.
Джим забросил леску.
– Ловись, ловись, рыбка, – приговаривал он. – Давай, клюй скорей. Ну же, будь умницей, рыбка, и тогда Мэриму снова выйдет нас обнимать, а вечером будет у нас пир на весь мир. Давай, рыбка. Ну, чего застряла? Я, пока тебя не поймаю, не уйду. Пока тебя всю не выловлю.
– Они там, – сказал Альфи, вглядываясь в воду с другой стороны лодки. – Я их вижу. Спорим, у меня у первого клюнет, отец?
Первым услышал этот звук Альфи, но не сразу, далеко не сразу. Ни один из них пока не поймал ни одной рыбины, даже намека на клев не было. Оба молчали, предельно сосредоточенные. Альфи сидел, сгорбившись над удочкой, напряженно вглядываясь в прозрачно-зеленоватую морскую воду, и из глубины ему издевательски помахивали пучки водорослей. Тут-то он и услышал чей-то зов. Этот звук сразу показался ему странным, было в нем что-то не то, что-то неправильное. Альфи оторвался от лески. Звук доносился с острова, источник его находился ярдах[1] в ста, где-то совсем недалеко от берега. Как будто негромкий плач или, скорее, хныканье. Может, конечно, это белёк. Но голос уж очень похож на человеческий.
Глава вторая
Обиталище призраков
– Ты это слышишь, отец? – спросил Альфи.
– Это чайки, Альфи, – отозвался Джим.
И правда, по берегу, вытянув шею, ковылял за матерью чаячий птенец. Малыш протяжно голосил, выклянчивая еду. Но очень скоро Альфи понял, что это не чайки издают тот плач. Чаек он знал гораздо лучше всех других птиц, но никогда раньше не слышал, чтобы чаячий птенец так кричал. Звук, который он слышал, был совсем другой – не как птичий вскрик, не как тявканье тюленьего детеныша. Хотя ведь чайки могли кого угодно изобразить, – не так хорошо, как вороны, но все-таки похоже. Озадаченный Альфи напрочь позабыл про рыбную ловлю. Две чайки, мать и птенец, поднялись в воздух и полетели прочь; птенец все так же настойчиво требовал кормежки. Пляж опустел, но звуки не прекратились. Плач слышался снова и снова.
– Это не чайки, отец. Точно не чайки, – сказал Альфи. – Это что-то другое. Послушай!
Звук доносился из какого-то места за пределами береговой линии, откуда-то со стороны не то старого чумного барака, не то огромной скалы посреди острова. Альфи был уже уверен в том, что никакая чайка, даже самая толковая, так кричать не умеет. И тут до него дошло. Ребенок! Так плачут дети! Чайки не умеют кашлять, а Альфи уже отчетливо различал надрывный кашель.
– Там кто-то есть, отец! – прошептал он. – На острове.
– Я слышу, – ответил Джим. – Я прекрасно все слышу, но это никак невозможно. Я никого тут не вижу, одних только чаек. Их тут сотни,
