проволочной сеткой, не разнесется по окрестности. Он канет в твои сны, подобно камню, брошенному в воду, и ты проснешься в панике, задыхаясь от бешеного сердцебиения.
Салли садится в постели, твердо зная, что не должна трогаться с места. Она опять видела во сне лебедей, смотрела, как они снимаются с воды. Одиннадцать лет она вела образцовую жизнь, была добросовестна и надежна, сердечна и рассудительна, но это не значит, что ей трудно распознать серный въедливый запах беды. Это она сейчас там, за дверью, – беда, в чистом и неразбавленном виде. Взывает к ней, как ночная бабочка, что бьется об оконную сетку, и Салли просто не в силах противиться. Она натягивает джинсы, белую футболку и собирает свои темные волосы в конский хвост. Она еще будет клясть себя за это, можно не сомневаться. Будет недоумевать, зачем ей поддаваться этому зуду, что находит на нее, этой тяге во что бы то ни стало все поправить.
Те, кто предупреждал, что бегство – не выход, что прошлое рано или поздно настигнет тебя, возможно, знали, что говорят. Салли смотрит в окно. Там, у парадного входа, – стоит девочка, которая умела как никто плодить неприятности, – только теперь она совсем взрослая. Прошло столько лет – вечность прошла, – но Джиллиан все так же хороша, хоть, правда, запылилась с дороги, взбудоражена и так слаба в коленках, что, когда Салли распахивает дверь, должна для опоры прислониться к кирпичной стене.
– Боже мой, это ты, – говорит Джиллиан, как будто не она, а сестра здесь нежданная гостья. За восемнадцать лет они виделись всего три раза, когда Салли приезжала к ней на запад. Джиллиан, как зареклась, сбежав от тетушек, так больше и не побывала ни разу по эту сторону Миссисипи. – Правда ты, в самом деле!
Светлые волосы Джиллиан острижены совсем коротко, пахнет от нее сахаром и жарой. На ранты ее красных сапожек набился песок, на запястье наколота зеленая змейка. Она обнимает Салли порывисто и крепко, пока та еще не сопоставила поздний час этого приезда и тот факт, что ни разу за весь месяц Джиллиан не удосужилась позвонить – пусть не о том, что приезжает, но хотя бы сообщить, что жива. Два дня назад Салли отправила письмо в город Тусон, по ее последнему адресу. В этом письме она задала Джиллиан перцу – за череду неосуществленных планов, упущенных возможностей, высказала ей все, что думает, не стесняясь в выражениях, и теперь чувствует облегчение от того, что письмо к сестре уже не попадет.
Но впрочем, облегчение приходит ненадолго. Как только Джиллиан начинает говорить, Салли становится ясно, что стряслось нечто серьезное. Голос ее срывается, что на нее совершенно не похоже. Она всегда умела мигом найти себе правдоподобное оправдание или отговорку, врачуя в силу необходимости уязвленное самолюбие своих бессчетных кавалеров; в обычное время она хладнокровна и собранна, но сейчас ее буквально колотит.
– У меня проблема, – наконец заявляет Джиллиан.
Она оглядывается через плечо и облизывает губы.
