не надеется на то, что люди достаточно выпили, чтобы не придать этому значения. Каждому же хочется слышать мотив, который то льется, подобно спокойной реке, то начинает бурлить, вспениваться, уносить течением всё дальше.
– Ну что-о-о такое? – недовольно тянет кто-то.
В таких маленьких деревеньках, как эта, слишком мало места, но слишком много народа. Порой задумываешься: и как они все вообще уживаются на небольшом клочке земли? А вот музыканты появляются нечасто. Здесь люди занимаются другими, по их мнению, более ценными делами. Если у тебя есть время бренчать на инструменте и рифмовать приличные (или не слишком) слова, то ты просто просиживаешь штаны и велика вероятность, что получишь за это выговор. Тем не менее певцов ждут. Ведь они могут не только скрасить вечер, но и принести с собой целый ворох историй – ценных для тех, кто никогда не покидает родные края.
– А откуда ты идешь? – не унимаются дети. Девочка со сплетенными в кольца косами хватается за ремень галлерийки своими бледными маленькими ручками и тянет вниз.
– Расскажи!
За одним возгласом слышится другой, третий, и вот они уже сливаются воедино. Где женщины, где мужчины – непонятно. Галлерийка улыбается и помахивает перебинтованной ладонью. И, словно слушаясь, толпа принимается выкрикивать чаще, громче.
Расскажи!
Галлерийка отбивает такт, хлопая по бедру, и слово делится на короткие слоги, которые летят из всех углов. Девушка щурит черные глаза и будто бы видит, как воздух, теплый, наполненный дымом, подрагивает всякий раз, как звучат радостные голоса, в которых иногда теряется ее собственный.
Всё смолкает тогда, когда кто-то, не выдержав, бьет. По столу ли, по стулу, а может и вовсе по крепкой стене – непонятно, но окружающие мгновенно закрывают рты. Даже чадо, которое галлерийка была готова схватить за острое ухо и оттащить от себя, делает шаг назад. Музыканту дают слово.
– Вот дерьмо. – Вместо того чтобы начать, девушка хлопает себя ладонью по лбу и смеется. – Может, позволите хоть горло промочить?
Она ожидает недолго. Не видевшие жизни за пределами высокого частокола люди ставят перед ней кружку пенного траува, а затем – еще одну, и тогда она заскакивает на стол, закидывает ногу на ногу и кладет на колени инструмент, по струнам которого тут же проходятся пораненные пальцы.
– Иду я из славного места, из небольшой деревушки, что в соседнем тоу, – произносит она, а затем чуть тише добавляет: – та еще дыра, скажу я вам. А по пути собирала я чужие истории да в свои попадала. И не одна я бродила. Пятеро нас, разных, которых дороги свели, хотя, казалось бы, развести должны.
Галлерийка касается пояса из плотной кожи, вслепую находит узел и, подцепив его когтями, развязывает. На ладони оказывается круглая монета с замысловатым чеканным узором. Не подойдешь поближе, – так и рассмотреть его не сможешь. Только все вокруг знают, что за ним кроется. Ведь если в крупных городах никого не удивишь печатью гильдии охотников за головами, то в местах
