не доставало до того валуна, на котором он восседал.
– Смотри не засидись – смоет вечером, – посоветовал Кузьма.
– Да, я знаю.
– Знаешь? А сам откуда? Что-то я не видал тебя раньше.
– С Джанхота.
– Ого, – Кузьма уважительно присвистнул. – Далече. Куришь? Однако забрался ты.
Закурили.
– Не думал. Сел и поехал, – сказал мужичок.
– На чем?
– Да вон, – он, не оборачиваясь, махнул рукой в сторону, и Кузьма увидел под кустами велосипед.
– A-а. Серьезно. Сорок кэмэ промотал?
Незнакомец усмехнулся и повернулся к Кузьме, чтобы осмотреть его с головы до ног.
– С какого батальона? – спросил он, превращая усмешку в улыбку.
– “Смерч”, а сам?
– В одесской милиции работал. С добровольцами оказался, когда началось. Не приписанный ни к кому.
– А что в Джанхоте забыл? – удивился Кузьма.
– Сам как думаешь? – снова отвернувшись к морю, отозвался мужичок. – Ранили. Теперь голова всегда болит. Списан по негодности, уехал к сестре… она там, с мужем.
– Понятно. Кузьма.
– Павел.
Они пожали друг другу руки. Снова говорило лишь море, мужчины некоторое время нащупывали тему.
– А ты чего со “Смерча” уехал? Твои там вроде были в почете.
– У кого?
– У всех. Народ особо не грабили, воевали, вокзал брали… Слышал, у вас такой командир был, что всех в узде держал, даже когда другие беспределили.
– Был-был. Царствие ему небесное. Пока не сплыл, – Кузьма сплюнул. Он не хотел вспоминать. – Всех этот чертов вокзал забрал. – Кузьма выбросил одну сигарету и тут же закурил следующую. – Почти всех, – добавил он.
– Да, мясорубка там была.
– А то. Мы первые пришли. Но взяли же. Не с первого раза, но взяли. А потом удержали…
– Сколько вас вышло?
– Мало.
Кузьма открыл было рот, чтобы сказать еще, но толпа людей, погибших в упорных боях, то утихавших, то разгоравшихся, встала перед его глазами, и он подавился черным комком обиды.
– Думаешь об этом?
– Нет.
– Не о них. О том, почему сам не…
– Может, и думаю, не знаю.
– Все думают, – уверенно сказал Павел. Помолчав, добавил: – Хороший пес. У нас тоже был в участке пес. Меня больше всех любил. Жаль, не смог забрать с собой.
– А что с ним?
– Да хрен его знает. Писем не пишет.
Теперь Кузьма понял: мужичок показался ему знакомым, потому что у всех прошедших эту войну был общий отпечаток стыда, разочарования и гнева. Особенно гнева – на огромный безмолвный народ, который они пошли защищать на передовую.
– Выпьем? – предложил Кузьма.
– Пошли, –
