style="font-size:15px;"> – Ты что? Она отсюда не ногой.
– Как это? – встрял Самойлов.
Зайцев участливо наклонился к свидетельнице:
– Так-таки не ногой? Ну а в гости к друзьям, к родственникам? В кино там. Или на концерт. Да погулять просто, по улице пройтись.
Синицына помотала головой:
– Нет, она носа из дома не казала.
– Совсем, что ли?
Кивок.
– К ней приходили?
– Никто к ней не приходил! Ты что! – возмутилась Наталья так, будто Зайцев предположил нечто безобразное.
Самойлов сделал непередаваемую гримасу.
– Она так себе назначила, – пояснила Наталья. Что, впрочем, скорее напустило больше туману.
Зайцев быстро ответил:
– Понятно… Она не такая, как все. Нежная.
Нельзя было сбивать свидетельницу удивлением, недоверием или тем паче насмешкой. Синицына посмотрела на него с симпатией.
– Гордая. – Поправила: – Уж коль сама себе что решит, то не уступит.
– Наталья, только одно не пойму. Не выступала, не снималась, не служила, носа наружу не казала. И к ней никто не приходил. Откуда ж деньги?
– А цацки она свои продавала.
– Правда, что ли?
– Ну. Потихоньку в торгсин, в комиссионки.
– И часто она в торгсин ходила? – уточнил Зайцев.
– Ты что? Говорю же: не выходила она. Она ж артистка. Куда ей. Я ходила. Она даст. На тебе, Ната. Брошку там или колечко. Я и пойду.
Так-так. Это еще не след, так, только пунктир, но уже наливающийся теплом.
– Много ж у женщин цацок всяких.
– Кому как, – охотно заглотила тему Синицына. – Артисткам не так, как обычным, надо. Чего уж.
– Ты видела?
Самойлов чуть не подпрыгнул на месте.
– А то. В ящиках у нее лежало все. Позовет меня. Приду. А она сидит. Как елка разубранная. В зеркало на себя глядит. Что, грит, Ната, идут мне сережки эти? Вам, грю, всё идет. Хоть мешок из-под картошки нацепите. А она, значить, смеется. А я, грит, думаю, не идут. На вот. Снеси куда следует. Отдаст. А остальное обратно в ящик.
– А в какой? Там же ящиков этих… Покажешь?
Кивнула.
– Идем.
Коридор уже опустел. Желторотики – двое из ларца, одинаковых с лица, только у одного значок ГТО на футболке, а у другого нет – разогнали соседей по норам. «Молодцы», – мысленно похвалил Зайцев. Вернулись в комнату.
– Показывай, Наталья.
– Да вон.
– Вон там?
– Не. Ты на палец мой гляди, куда показываю.
– А чего пальцами тыкать. Ты, Наталья, подойди. Покажи.
Синицына, уверенно лавируя между твердыми углами, прошла к роялю. Приподняла крышку. «Умело берет. Не впервой, – отметил Зайцев. – А может, впутана в хозяйкину гибель».
– Тута.
Зайцев
