который рвался немедленно приехать, чтобы помочь похоронить щенка, точно не понимал, как важно Максу сделать это самому, он набрал Машин номер. Было жестоко сообщать по телефону, что ему больше не хочется ее видеть… Да еще с утра – отличное начало дня! Но ему не терпелось внести в свою жизнь определенность, раз накануне она, эта самая жизнь, так изменилась. Он понял: если до сих пор Маша значила для него меньше, чем щенок, вряд ли это могло измениться.
Решение Максим разглядел в зеркале, которое протер полотенцем, – он увидел лицо человека, созданного для одиночества.
«Я больше не перенесу такой боли, – он знал это наверняка. – А любовь может причинить ее в любой момент».
Конечно, еще оставались родители и младший брат, но Максим признавал, как ни стыдно было даже думать о таком, что их смерть не будет для него настолько болезненной. Они были родными. Но они существовали для него, как деревья вокруг: жалко, если срубят, но не плакать же из-за этого. Разумеется, никому на свете Максим не признался бы в таком…
Маша не сразу поняла, о чем он вообще говорит. Они встречались третий месяц и были вполне довольны друг другом. Кажется, даже ни разу не поссорились – по крайней мере, ни он, ни она этого не помнили.
– Ты кого-то встретил? – попыталась угадать она, пойдя самым предсказуемым путем.
Он поморщился:
– Нет. Не в этом дело.
– А в чем тогда?
Ему вдруг (совершенно некстати!) вспомнилось, как Маша уверяла, будто совпадение первых слогов их имен – счастливая примета. Максим не говорил ей, что для него это «ма-ма» звучало не так уж радостно…
– Не принимай это на свой счет, пожалуйста, – попросил он.
И подумал, как это глупо прозвучало… Но Максим уже не мог остановиться и продолжал произносить глупости, от которых его мутило:
– Ты – замечательная! Просто невероятная. Это я… Понимаешь, у меня такой период. Мне хочется побыть одному.
– Только сейчас?
Он испугался: «Еще вздумает дожидаться!» И выпалил:
– Подозреваю, что я вообще не создан для… отношений.
– То есть ты меня не любишь, – перевела Маша на более понятный язык.
Хотя она этого не видела, Максим машинально пожал плечами:
– Можно сказать и так. Я никого не люблю.
– Ты – эгоист?
– Пожалуй…
– Но ты же любишь своего Тролля!
Она не знала. Просто – не знала.
С усилием сглотнув, Максим напомнил себе: ее нельзя упрекнуть в том, что в отместку ударила по больному. Он ведь не позвонил Маше, когда щенок заболел. Малыш сгорел за два дня…
Маше ничего не было известно, а у него не нашлось сил объяснить. Да Максим и не был уверен, что именно смерть, вошедшая в его дом, так все изменила. Она всего лишь протерла запотевшее зеркало и позволила ему увидеть себя самого.
Она не ожидала, что все окажется настолько запутано.
До того
