не выдумываю. Нашего двойника после этого мы ограждали почти от всех контактов. Геббельс и Линге были в этом надежными помощниками. Помню, Борман сказал мне с озабоченным видом: «Фюрер странно выглядит, Мюллер. Не похож на себя. Уж не было ли у него удара?» Я ответил, что мне так не кажется.
Офицер. Как, по-вашему, вопрос о судьбе Гитлера можно считать открытым?
Мюллер. Вот что я вам отвечу. С точки зрения полицейского сыщика, каковым я когда-то являлся, дело обстоит довольно просто. Вы же смотрите на вещи, как офицер разведки, и для вас это все сложнее. Мы создали двойника, одели его в мундир Гитлера, потом пристрелили и похоронили там, где он наверняка будет найден. Так зачем теперь забивать себе голову вопросами, жив Гитлер или умер? Мы провели свою операцию с единственной целью: скрыть тот факт, что Гитлер остался жив и покинул Германию. Вам понятно это?
Офицер. Тогда разрешите спросить вас о факте. Куда отправился Гитлер?
Мюллер. В Испанию, в Барселону.
Офицер. А потом? В Южную Америку? Или остался в Испании?
Мюллер. Вполне возможно. Франко мог оказать ему помощь. Во всяком случае, до той поры, как об этом разнюхают. Вы должны бы знать все это лучше, чем я. Последний раз, как я уже говорил вам, я видел его в саду рейхсканцелярии. После этого ничего о нем не слышал и не могу сказать, что с ним случилось потом. Я выполнил свои обязательства, сдержал слово и теперь имею право думать о себе и о своей семье.
Офицер. Но, по крайней мере, у вас есть хоть какое-нибудь предположение, что с ним могло случиться впоследствии?
Мюллер. Послушайте меня. Гитлер отправился в Испанию. Я достоверно знаю, что его самолет благополучно приземлился там. И это все. Мое мнение о дальнейшем ровно ничего не значит. Я могу предполагать, что ваши люди обедали с ним на прошлой неделе.
И было в этом допросе еще одно место, на котором он, Сталин, остановился поподробнее:
Мюллер: «С Гитлером никогда нельзя было сказать наверняка, что он в действительности думает по тому или иному поводу. Позже он стал относиться ко мне более дружески, и в конце, в Берлине, он был очень откровенен со мной. В частной жизни он был именно таким, и для любого, кто видел его на публике, было большим сюрпризом обнаружить, что он очень человечен, и что с ним легко общаться. На самом деле временами Гитлер мог быть очень забавен и интересен. Он здорово умел иронически показывать разных людей и делал это с большой проницательностью, и очень безжалостно.
Однажды он совершенно замечательно изобразил при мне Гиммлера, его голос и жесты. Гитлер умел разглядеть подлинный характер человека, и видел людей практически насквозь, едва начав общаться с ними. При этом, он был очень скрытным, и как бы играл некую роль, постоянно находясь на сцене» на глазах публики. Но в домашней, так сказать, обстановке эта был спокойный, нормальный и очень приятный
