столетий.[418]
Константин вступает в борьбу за чистоту веры
Во вмешательстве Константина в эти споры чувствуется нечто глубоко личное: властелин одной из могущественнейших империй мира вдруг столкнулся с людьми, апеллирующими к принципам более высоким, чем его власть! Самим «диссидентам», разумеется, было не привыкать; но император, только что прекративший Великое гонение, не ожидал от них такой неблагодарности. Христианского Бога он, быть может, представлял себе смутно – но точно знал, что этот Бог един. Единство – в любом случае полезная концепция для императора, уничтожившего Диоклетианову тетрархию и заменившего ее собственной единоличной властью; однако в официальной переписке Константина чувствуется недоумение и раздражение, явно выходящее за пределы циничного политического расчета. Все, что бросало вызов единству церкви, в его глазах оскорбляло и Единого Бога – а оскорбленный Бог мог и перестать благоволить императору. Получив в 313 году прошения донатистов, Константин принял решение, имевшее далеко идущие последствия. Вместо того чтобы судить христиан согласно традиционным светским законам империи, как поступил однажды до него нехристианский император Аврелиан (см. с. 198–199), он обратился к экспертам – церковным иерархам, которых и попросил привести это дело «к надлежащему решению».[419] Так он принял практику, установившуюся в Североафриканской церкви, – передавать спорные вопросы на суд собрания епископов, с той лишь разницей, что на сей раз на совет были созваны епископы со всего Средиземноморья.
Первый собор епископов Константин созвал в 313 году в Риме. Но донатисты игнорировали его результаты, для них невыгодные, и на следующий год император собрал еще более представительный собор, на этот раз в городе Арле, на юге нынешней Франции. Среди епископов, съехавшихся в Арль по приглашению Константина, были даже трое из отдаленной провинции Британии – одно из первых упоминаний о деятельности христиан на Британских островах. Снова собор не сумел умиротворить донатистов, и в ходе бурных переговоров с их лидерами у императора «выбили» решение вернуть раскольников в церковь силой оружия. Так, всего через год или два после официального признания церкви христиане начали при поддержке государства гонение на других христиан – и результаты его были столь же губительны для единства, как и прошлые гонения нехристианских императоров. Большинство донатистов остались вне церкви, сохраняя верность собственным епископам и внося постоянные раздоры в Североафриканскую церковь, которая оставалась в общении с другими средиземноморскими христианскими церквами и со временем назвала себя гордым именем Кафолической. Раскол этот так и не был исцелен и оставался для церкви Северной Африки источником слабости много столетий, пока наконец христианство в этом регионе не сошло на нет (см. с. 301–302).
Итак, соборы в Риме и в Арле выглядели не слишком многообещающе: однако в течение следующего столетия
Об этих событиях см. там же, с. 297–312.
Там же, 304; об этих событиях в целом см. там же, с. 302–307.
