восторге, словно кастаньетами, пристукнул деревяшками, которыми отталкивался.
– Так эта Пресентасионата – просто повитуха? – подхватил Педро.
– Да, – сгорая от стыда, прошептала Клаудиа, только теперь осознав, в каком виде бежала по ночному городу, а теперь еще и сидит перед двумя мужчинами – в одной ночной рубашке и с неубранными волосами.
Словно поняв это, старик и мальчик отошли в угол и о чем-то зашептались. Затем Педро натянул высокие кожаные чулки и, поймав связку каких-то железок, брошенных ему Локваксом, беззвучно исчез в ночи.
– А ты спи, спи, сенья, куда ж теперь. Да и днем в этаком наряде тебя не выпустишь, – бормотал старик, озабоченно качая головой и почти силой укладывая девочку на застеленную попоной солому. – Да уж это моя забота.
Клаудиа проснулась только к вечеру. Перед ней стоял кувшин с козьим молоком, и лежали… ее собственное платье и косынка. Рядом неутомимая Фатьма грызла сухую травинку, кося в сторону девочки влажным глазом. Безногий копошился у маленького окна, чиня ее туфли.
– Вот и славно, сенья Клаудита, вот и замечательно, – пробормотал он, увидев, что девочка проснулась. – Вот и хорошо. – Но голос у него был нерадостным.
– Мама! Она… жива?
Старик нахмурился.
– Жива-то жива… Ступай-ка поскорее домой, девочка моя.
– А Педро?
– Перикито знает свое дело. Давай, поднимайся.
И Клаудиа, обнадеженная Локваксом, пустилась в обратный путь. Закатное солнце румянило стекла и шпили, и в холодеющем к ночи воздухе особенно ярко краснела черепица крыш. До поворота в переулок Ахо оставалось уже совсем немного, как девочка вдруг столкнулась с куре Челестино, который, казалось, поджидал ее на маленькой площади у лавки.
– Добрый вечер, малышка, ты-то мне и нужна. Пойдем-ка, поговорим немного, – поспешно сказал он, даже не протянув, как обычно, руки для поцелуя.
– Мама?!
– При чем тут донья Мария? Впрочем… – И падре положил мягкую руку в шелке сутаны на плечо Клаудии.
В знакомой комнате умиротворяюще пахло ладаном и пылью. Падре Челестино усадил девочку на привычное место под томами древних и принес чашку шоколада.
– Подкрепись сначала. – Клаудиа, ничего не евшая со вчерашнего вечера, в один прием проглотила горячий напиток. – А теперь, скажи мне: что ты делала на улице вчера ночью?
– Я? – Клаудиа отвернулась. – Ничего. Маме было плохо, я помогала Гедете.
– Это было бы замечательно, и я, конечно, поверил бы тебе, если б… Если б под утро тебя не видела Марианна, монастырская кухарка. Хуже того: она видела тебя полуголую, в развевающихся одеждах, несущуюся на черных крыльях. А за тобой летели совы…
– Я бежала… Мама просила… – Девочка совсем сбилась. – Мне надо было найти… горшечника Лукаро, – вдруг устало закончила она.
– Час от часу не легче. Зачем он тебе понадобился?
Клаудиа совсем уже было собралась ответить,
