Немногие для вечности живут… (сборник). Осип Мандельштам

      Квартира тиха, как бумага,

      Пустая, без всяких затей,

      И слышно, как булькает влага

      По трубам внутри батарей,

      Имущество в полном порядке,

      Лягушкой застыл телефон,

      Видавшие виды манатки

      На улицу просятся вон.

      А стены проклятые тонки,

      И некуда больше бежать,

      И я как дурак на гребенке

      Обязан кому-то играть.

      Наглей комсомольской ячейки

      И вузовской песни бойчей,

      Присевших на школьной скамейке

      Учить щебетать палачей.

      Пайковые книги читаю,

      Пеньковые речи ловлю

      И грозное баюшки-баю

      Колхозному баю пою.

      Какой-нибудь изобразитель,

      Чесатель колхозного льна,

      Чернила и крови смеситель,

      Достоин такого рожна.

      Какой-нибудь честный предатель,

      Проваренный в чистках, как соль,

      Жены и детей содержатель

      Такую ухлопает моль.

      И столько мучительной злости

      Таит в себе каждый намек,

      Как будто вколачивал гвозди

      Некрасова здесь молоток.

      Давай же с тобой, как на плахе,

      За семьдесят лет начинать –

      Тебе, старику и неряхе,

      Пора сапогами стучать.

      И вместо ключа Ипокрены

      Давнишнего страха струя

      Ворвется в халтурные стены

      Московского злого жилья.

      У нашей святой молодежи

      Хорошие песни в крови:

      На баюшки-баю похожи,

      И баю борьбу объяви.

      И я за собой примечаю

      И что-то такое пою:

      Колхозного бая качаю,

      Кулацкого пая пою.

      Татары, узбеки, и ненцы,

      И весь украинский народ,

      И даже приволжские немцы

      К себе переводчиков ждут.

      И может быть, в эту минуту

      Меня на турецкий язык

      Японец какой переводит

      И прямо мне в душу проник.

      Мы живем, под собою не чуя страны,

      Наши речи за десять шагов не слышны,

      А где хватит на полразговорца,

      Там припомнят кремлевского горца.

      Его толстые пальцы, как черви, жирны,

      И слова, как пудовые гири, верны,

      Тараканьи смеются усища,

      И сияют его голенища.

      А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

      Он играет услугами полулюдей.

      Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

      Он один лишь бабачит и тычет,

      Как подкову, дарит за указом указ:

      Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

      Что ни казнь у него – то малина,

      И широкая грудь осетина.