паники, когда он один. Он понял, что быть одному – еще не значит быть одиноким, как говорит известный рейнджер.
Зимин по-прежнему бороздит сеть, как Летучий Голландец. Периодически ныряет в поиск на всех ресурсах подряд. Найти человека. FAYA NUDGA! -пишет он в окошке, хотя вряд ли она откликнется. На аватарке картинку вставил – тридайменшен, – она так любила эту трехмерную пестроту, а он теперь сам умеет их делать! Сделает и разглядывает.
А потом идет в администрацию кинотеатра, садится ждать Олеолеу с работы. Она все печатает, печатает, работяшка. Прямо как он, когда ушла Фая. Методички там у нее, репертуар на месяц вперед, всякие пресс-релизы дл я газет. Он тогда берет ее за толстую пружинистую косичку и сжимает в руке.
Пока держит, слышит ее дыхание, видит пульс на шейке. Не видит только острый казахский прищур и с трудом сдерживаемую улыбку.
Люк
Он пришел… Почти три месяца недомолвок, недоговорок, непонимания. Только теперь все стало ясно. Вилма удавилась своей недогадливости. Достала утром из шкафа диную трикотажную юбку и теплый воздушный джемпер с объемным воротником. Поводя зябко плечами, еще укуталась длинным шарфом. Она была далека от желания прихорашиваться, просто привычно дуло от окна. На улице сверкало от солнца и голубизны внезапно открывшегося неба.
Когда столкнулись на вечере в «Ноктюрне», они даже не разговаривали, так, кивнули настречу, обозначив, что вот, она пришла – и вот, он здесь. Он – в тонком ассиметричном пиджаке с молнией и в легком перегаре, она в длинной юбке и свитерке с объемным воротником, который скрывал плечи и подбородок.. Плавая в человеческом водовороте, глазами не теряли друг друга из виду. И все. Еще через неделю или даже две, на выступлении новичков: совпала реакция. Высоко поднялись его брови: «Вот такие вещи меня выбешивют». – «Меня тоже». Полуулыбка, разведены ее руки. Конечно, это мелочи. Но совпадение в мелочах не забывается.
Вилма заглянула нтеперь а его страницу в Фейсбуке. И тут же замерзла. Он писал письма прямо на стене. «Смотрел, как твои границы дозволенного стирались. Не могла? Теперь можешь, ты выгнула спину, почистила крестик. Не спала? И теперь не будет спокойно вместе. Твои мысли, как запах в Рив Гоше. Агилера пинает Гуччи за то, что он не Армани…. Все в прозрачный пакет – вот душа. Для тебя. В крови лабутен на левой ноге, что истерла в погоне за призрачным счастьем. Цветок в волосах. Не Кармен! Манекен. Холодишь. Выпьем за тебя. Я люблю тебя. Тебе можно соврать. По-простому, без сложных конструкций. Я хочу тебя. Опять вру. Ну, устрой же мне революцию! С длинных страшных ресниц-великанов твердые капли сыплются вниз. К лабутенам».
Пришлось сделать вид, что она этого не видела. Про себя она назвала его девушку Некармен и не осмелилась откликаться на текст. Да и вообще, девушка ее как-то не волновала. Вполне возможно, он ее придумал, чтоб казаться роковым. Ее женский опыт говорил, что особо больные на данный момент люди свой недуг замалчивают, а если говорят –
