головой и радостно завилял изогнутым хвостиком.
Домой мальчик летел, как на крыльях. Дверь открыла бабушка.
– Это ещё кто? – строго спросила женщина, глядя сквозь спущенные на самый кончик носа очки.
– Бабуль, это Татошка, – выпалил счастливый Дениска, удивляясь, почему бабушка не прыгает от радости.
– Фу! – сморщила нос старушка. – Глянь, он же весь блохастый и на затылке, вон, лишай.
Ни блох, ни лишая Дениска не видел, он, вообще, не знал, что это такое.
– Бабуль, он будет жить у нас. Надо его покормить, – начал делиться планами внук.
– Ещё чего! Ну-ка неси этого цуцика туда, откуда принёс, пока блохи по квартире не разбежались. И руки вымой после него с мылом. – Бабка открыла дверь и, подтолкнув Дениску на площадку, захлопнула её за ним.
Размахивая эмалированным бидончиком, Шурка Махоркин нёс домой свежее парное молоко. Вернее свежим и парным оно было в семь утра. Молоко на рассвете привозил весёлый грузный старик в тельняшке из близлежащего посёлка и, остановившись посреди улицы, громогласно кричал на всю округу: – «Молоко».
С вечера мама приготовила Шурику деньги и, указав на бидон, попросила утром сбегать за молоком. Что тот и сделал. Но донести молоко домой никак не получалось, сначала он слушал рассказы бывшего моряка, а теперь молочника о морских приключениях, потом на пути ему попался Васька Копытин со своим поломанным велосипедом. Ваське требовалась помощь, и бросить товарища в беде Шурик не мог. Чтобы починить велик, нужны были инструменты, и друзья направились в сарай, где, собственно, и провели всё оставшееся время. Только в полдень Шурик, посмотрев на часы, вспомнил про бидон с молоком, который стоял всё это время в углу сарая.
На скамейке возле песочницы сидел мальчик и, прижимая к груди тёплый белый комочек, плакал горькими детскими слезами.
– Чего ревёшь? – спросил Махоркин, подходя к Дениске. Этот светловолосый малыш и раньше вызывал у Шурика жалость. Он всегда был один. Принимать его в свою компанию взрослые ребята не хотели. Что с малышнёй водиться? Многие, из считавших себя взрослыми, втайне от родителей покуривали, и лишние свидетели им были не нужны.
– Бабушка, – всхлипывал малыш, подбородок украшенный ямочкой обиженно подрагивал, – не хочет… говорит бляхи у него и …лишний. А он никакой не лишний, он голодный. – Малыш заревел сильнее.
– Ничего не пойму. – Махоркин сел рядом с малышом и погладил щенка. – Какие бляхи?
Щенок, чувствуя настроение Дениски, притих, поджав крючковатый хвостик между лапками. Он выглядел таким же жалким, как и его хозяин.
– Он чей? – спросил Шурик.
– Ничей, я его в кустах нашёл. – На секунду Дениска перестал лить слёзы. – Он сирота. – И снова заревел в голос.
До Шурки
