в твидовых брюках – От чего?
– От этой… многоэтажки… – неуверенно произнес я, понимая, как все это звучит.
– Их не спасти – отрезал толстяк.
Никто не возразил, а я отек в кресле и положил подбородок, который у меня был, в отличие от кудрявого парня в водолазном костюме, у которого подбородка не было, на руки. Мне было жаль причудливых слонов и черного человека.
Хотя он, наверное, сказал бы, что жалость – это унизительно и что жалеют только слабаков, которые не могут вызвать никаких других чувств, кроме жалости. И сказал бы, что это мое искаженное понятие о справедливости толкает меня на мысли о жалости, ведь он проиграл из-за своей ошибки, из-за своего бездействия, а не по чьей-то необъяснимой воле. И был бы прав. Теперь я понял его.
– Теперь все будет немного иначе, придется привыкать – начал толстяк – Мы с тобой соваться туда не будем, заберем, как все закончится, и отвезем в другое место – и все, ясно?
Я кивнул. Толстяк отвернулся и взглянул на сидевшую все в том же углу псину. Он скорчил ей такую умиленную рожу, что собака не выдержала и с отвращением отвернулась, а он подхихикнул, как мальчишка, которому впервые оказали внимание, и взялся за штурвал покрепче.
– Ну, давайте – сказал он, и меня прижало к креслу, а впереди снова заискрилось пространство, маленькие молнии проскочили по волоскам на моих руках, покалывая, и пуф!
Передо мной оказался густой лес, две полосы асфальта, желтая сплошная линия и стеклянная бутылка. Я осмотрелся и пнул бутылку. Она, перекручиваясь в воздухе, взлетела, разорвала сплетение зеленых листьев и исчезла в густом лесу. Я не услышал как она упала. Зато услышал что-то вроде: Уф! Надеюсь, это была не белка.
Кто-то похлопал меня по плечу. Оглянувшись, я увидел парня без подбородка, и он круто меня развернул. Теперь я был в зале суда, смотрел снизу вверх на судью, его грозное лицо и второй подбородок тряслись от злости, а молоток взмыл вверх и рухнул на стол, разразив весь зал громовым раскатом.
– Виновен! – закричал судья, и весь зал подхватил его воплям и скандировал: Виновен! – снова и снова. Ко мне подбежала пара громил в синей форме и, подхватив меня под мышки, расталкивая толпу, просто вынесли меня за двери, сопроводили к машине и втолкали в нее. Мы долго ехали, прежде чем мотор заглох. Дверь снова распахнулись и меня снова куда-то потащили.
Коридоры, казалось, вели по кругу, и меня тащили по ним снова и снова. Обшарпанные стены, отполированные ботинками со стучащими каблучками полы, низкие потолки вертелись вокруг меня, до тошноты однообразно и быстро. Наконец, остановились, мне выдали форму и заставили тут же ее напялить: серые штаны, серая кофта, тяжелые ботинки.
Меня затолкали в камеру и закрыли дверь. Семь тонких вертикальных полоски света медленно ползли по стене, пока солнце не село – на смену ему пришла луна. Я пытался кричать, взывать о помощи, вопрошая вселенную: почему?
Мне сказали, что сидеть так я буду еще очень долго.
VI
Нет.
