которая потеряла свой цвет. Ни лампы, ни стола, лишь грязный умывальник и уборная.
Тяжелая железная дверь, за которой с точной периодичностью слышались размеренные шаги охраны – вот все, что отделяло меня от мира.
Не виновен, я не виновен – твердил я себе, но после всех допросов, всех дней и ночей, проведенных в этой каменной коробке, разные мысли стали закрадываться в голову.
Что, если я действительно виновен? Что, если все, что случилось со мной с того момента, как я вышел из дома не моей жены, я забылся и натворил что-то ужасное? А в бреду придумал сумасбродные оправдания моей жестокости?
И в чем же меня обвиняют? В разговорах следователя я не находил ответа. Его вопросы были…
– Тссс! – зашипел я сам не зная на кого и заставил все мысли в голове умолкнуть, чтобы расслышать, что творится за дверью. Четверо ног торопливо ступали, стуча каблучками, по полу тюрьмы и как будто приближались.
Дверь с лязгом распахнулась, и на пороге показались два амбала невысокого роста, худые и щуплые, в рубашках с коротким рукавом и фуражках, надвинутых на брови.
Они схватили меня и повели по коридорам налево, направо, прямо, вниз… Мне стали нравиться допросы – это был единственный способ сообщения с миром, с людьми, и теперь я, всякий раз шагая в комнату допросов, улыбался во весь рот.
Но что-то изменилось. Я выучил наизусть все коридоры, по которым меня таскали, но это еще ни разу не видел. Выйдя на первый этаж, мы повернули не влево, как это происходило раньше, а направо. Меня вывели на улицу, и я лишь на мгновение почувствовал, как по лицу, по шее прошелся солнечный свет, и закрыл глаза от удовольствия, вдыхая ноздрями свежесть, прохладу и пыль.
Открыл я их лишь когда оказался в новой комнате для допросов. Несясь по кондиционируемым коридорам в сопровождении двух охранников, я представлял, что все еще нахожусь снаружи, ветерок обдает мое лицо прохладой, а мои спутники – это две прекрасных девушки.
Но, к сожалению, я был в комнате для допросов. Два охранника сторожили белую дверь, комната была светлой, а на стенах были веселые рисунки с бегемотами, жирафами и джунглями, деревьями и другими животными. Плавные линии рисунков приятно успокаивали, как и нежные цвета и оттенки, так что я, все еще улыбаясь, начал еще и подхихикивать.
Охранники строго стояли у дверей, сложив пальцы в замочек и смотря прямо перед собой. Один из них спросил у меня, чего это я, нахрен, лыбу давлю, и я перестал подхихикивать и просто улыбался. Я положил руки на стол и стал настукивать какой-то мотивчик, вдруг возникший в голове.
Наконец, вошел следователь, держа в руке пачку бумаг.
Он прокашлялся, осмотрелся, тяжело и устало вздохнул и медленно сел на стул напротив меня, бросив бумаги на стол. Когда он садился, ему приходилось двигать стул несколько раз, чтобы влезть и уместиться между стулом и столом, так что небольшое пространство комнаты то и дело разражалось жутким скрипом металла по полу. Наконец, допрос
