для головы.
Потом рассказывали о празднестве каком-то, тощий и длинный изображал Римскую волчицу, встал на четвереньки в пиджаке, оттуда вывалилась рукавица с водой. Двое (и Мкртчан) припали к ней.
Мкртчан:
–Это было непрерывное действие.
Они шутили, смеялись. Я ясно представил это веселье; с одной стороны, молодцы. А с другой – все это сублимация, и в этом какая-то тоска.
Тут же у Лыковой на столе зазвонил телефон, она подняла трубку, смеющаяся.
–Да. Ах, Владимир Сергеевич! Я сейчас же бегу! Нет тут у нас своя компания.
Она вскочила и побежала к двери: это Гарков звонил, наш вышестоящий начальник. Иногда я встречаю его, спускающегося по лестнице, идет он очень неторопливо. Я говорю:
–Здравствуйте.
Никакого ответа.
Так же с директором института: его все боятся. Он не отвечает на приветствия; раза два столкнувшись и поздоровавшись, я перестал это делать. Он просто не видит тебя.
Вспомнил, как недавно мы – я и Горбовский, были в туалете. Туалет у нас большой и красивый, находится на втором этаже здания; мы с Горбовским зашли и встали, как положено, у писсуаров. И в этот же миг вошел Гарков, встал рядом с нами. Когда мы закончили, то подошли к умывальникам, и стали мыть руки; Гарков прошел мимо и вышел в дверь.
–Вот так, – сказал Горбовский. – Некоторые не умывают руки после этого. Видимо, утром моют хорошенько это дело, и на этом все.
–Точно, – сказал я.
13
С Форманом дела еще не окончились, он приглашал нас к себе – отметить окончание курса; в выходные дни поехали к нему. Купили, естественно, водки и вина. Потом Игорь Козлов – старший, как бы начальник курса, сходил и принес еще. С нами была девушка – тоже закончила курс; Форман после принесенного вина стал было танцевать с ней; она ушла. Мы почувствовали себя более свободно. В результате, когда я вышел, то шел, не шатаясь, но где-то близко к этому; пересадку делал на Курском вокзале. И тут вспомнил, как мы с мамой и сестрой Верой уезжали с Курского проездом из города С. в Краснодар, года четыре назад. Я, Вера и мама около «Шоколадницы»; мама в ужасных серых босоножках, в кафе идти нам с ней было стыдно. Я не мог найти столовую, не знаю города – студент, учащийся в Москве; подергался туда, сюда – нет вывесок с надписью – столовая. Вера смеялась: «Сережка не знает Москвы». Приходится поздно вечером поесть в забегаловке Курского вокзала. Ночью уезжаем в Краснодар. Тополя, крыши; я проезжаю мимо районов, где живет Игорь – мой друг.
И вот еще к воспоминаниям о Формане, его курс по философии что-то имел в себе; вот, что я написал в тетрадке, готовящейся стать рефератом:
Жизнь – это и есть иллюзия. Мы живем, дышим полной грудью, только когда находимся во власти иллюзий; каждый, вспоминая свою жизнь, может подтвердить – самые лучшие дни в его жизни – это когда были какие-то иллюзии. Итак, с одной стороны, все наши представления, стремления – иллюзии, в смехотворности которых мы убеждаемся с возрастом. С другой, эти иллюзии и есть наша жизнь. Жизнь – иллюзия; иллюзия
