встречных караванов, неявно уточняя наши догадки в разговоре. Мне нравилась определённость одежды восемнадцатого века, она давала большую часть информации о своих владельцах. Если человек одевался по-купечески, он не мог быть дворянином, самые захудалые дворяне не опускались до такого. Заводчики и приказчики также имели исключительно свой стиль одежды, презираемый купцами. Это, конечно, самые общие намётки, не учитывающие чиновников, горожан и помещиков, рабочих и курьеров, самих ямщиков, в конце концов.
Наши тренировки по методу Конан Дойля помогали скрашивать однообразие утомительного путешествия. Фургоны, сработанные на заводе, оказались выше всех похвал, благодаря подшипникам повозки шли легко, обгоняя попутные телеги. К исходу девятого дня пути добрались мы до Казани, где пришлось задержаться на сутки. Переполненный беженцами город казался непривычно маленьким. Даже Казанский Кремль, в той жизни я часто бывал там, был застроен впритык стоящими церквями и деревянными строениями. Простой народ по этой маленькой, низкой, застроенной рублеными избами, Казани, бродил толпами, откровенно маясь от безделья. Пока баре решают, что делать, бежать дальше в Москву или остаться в городе, их предприимчивые мужики подрабатывали у татарских торговцев. Местные крестьяне деловито взвинтили цены на продукты, используя текущий момент на полную катушку.
Ничего интересного, хотя, на моих ребят высокие храмы и башня Суюмбике произвели впечатление, особенно легенда о башне, конечно. На пробу я предложил нескольким помещикам наши подарочные ружья, запросив по две сотни рублей серебром, и получил заносчивый отказ.
– Зачем благородным людям пошлое оружие, да ещё в Казани, столь укреплённом городе? До осени самозванец будет непременно разбит и схвачен, деньги пригодятся для восстановления поместья, милостивый государь. А оружие у меня есть, дедовская сабля и надвратная пушка в городском доме.
Видимо, я ещё не приобрёл навыки профессионального торговца, определяющего перспективных покупателей даже со спины. Будем учиться, как говорил наш вечно живой. Через Волгу переправились, слава богу, спокойно, и потянулись унылые вёрсты Средне-Русской возвышенности. Болота, перемежаемые невысокими холмами, снова болота с мелкими речушками, узкими полуразрушенными мостиками. Скорость нашего движения заметно снизилась, теперь за день мы с трудом одолевали сорок километров. Иногда приходилось гатить болотистые ямы, заново стелить мостики через ручьи и речки. Деревеньки становились больше, а путников на тракте всё меньше.
После Казани встречные города не производили большого впечатления, даже мои ребята перестали открывать рты и разглядывать высокие колокольни. Переправа через Суру далась нам тяжело, едва не утопили самый тяжёлый фургон с ружьями. Пришлось перераспределить груз, добиваясь одинакового веса повозок. В виду Нижнего Новгорода мы едва не пали духом, ожидая переправы, бойкие лодочники почти
