style="font-size:15px;"> Старик встал, не спеша сосчитал блюдца, достал из кармана кожаный кошелек и заплатил за бренди, оставив полпесеты на чай.
Официант смотрел ему вслед: глубокий старик, идущий неуверенно, но с достоинством.
– Почему ты не дал ему еще посидеть или выпить? – спросил официант, который никуда не спешил. Они уже закрывали ставни. – Ведь еще и половины третье- го нет.
– Я хочу домой, спать.
– Один час ничего не значит.
– Для меня – больше, чем для него.
– Час, он для всех – час.
– Ты и сам, как старик, рассуждаешь. Может, купишь себе бутылку и выпьешь дома?
– Это совсем другое.
– Да, верно, – согласился женатый. Он не хотел грешить против истины. Просто спешил.
– А ты? Не боишься прийти домой раньше обычного?
– Ты что, оскорбить меня хочешь?
– Нет, hombre[1], просто шучу.
– Не боюсь, – ответил тот, который спешил. Опустил металлическую ставню и выпрямился. – Доверие. Полное доверие.
– У тебя и молодость, и доверие, и работа есть, – вздохнул официант постарше. – Все, что надо.
– А тебе чего не хватает?
– У меня только работа.
– У тебя то же, что и у меня.
– Нет. Доверия никогда не было, а молодость прошла.
– И чего стоим? Хватит молоть чушь, давай запирать.
– Я из тех, кто любит засиживаться в кафе, – пояснил официант постарше. – С теми, кто не спешит в постель. С теми, кому ночью нужен свет.
– Я хочу домой, спать.
– Разные мы люди, – покачал головой официант постарше. Он уже переодевался, чтобы идти домой. – Дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-то оно очень нужно.
– Hombre, есть же bodegas[2], которые работают всю ночь.
– Ничего ты не понимаешь. Здесь, в кафе, чисто и приятно. Свет яркий. Свет – это большое дело, а тут еще и тень от дерева.
– Спокойной ночи, – попрощался официант помоложе.
– Спокойной ночи, – ответил второй. Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужны и чистота, и порядок. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше ничего и не найти. А чего он тогда боялся? Да не в страхе дело, не в боязни! В пустоте, и она ему так знакома. Все – пустота, да и сам человек – ничто. Потому-то ничего, кроме света, не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто, на ничто сидит и ничто погоняет. Ничто наш, да святится ничто твое, да приидет царствие ничто, да будет воля ничто в ничто, потому это ничто и есть. Дай нам это ничто на сей день, который ничто, и ничто нам наши ничто, как и мы ничто нашим ничто, и не ничто нас в ничто, но избавь нас от ничто. Ибо ничто есть ничто, и ничто, и ничто во веки[3]. Он усмехнулся и остановился возле бара со сверкающей металлической
Мужик
Кабак
Официант переиначивает молитву «Отче наш», чем и доволен.
