переводы появились в Германии еще в 50-х годах XIX в., к 90-м годам бóльшая часть его произведений была переведена на французский. Первые английские переводы Достоевского появились в начале 1880-х («Записки из мертвого дома», 1881; «Преступление и наказание», «Униженные и оскорбленные», 1886 и т.д.). Они имели определенный резонанс, так, например, О. Уайльд в 1887 г. в рецензии на переводы Ф. Уишоу отмечал: «Со времен создания “Адама Бида” и “Отца Горио” не написано еще романа более мощного, чем “Униженные и оскорбленные”»60.
Тем не менее вплоть до 1912 г., т.е. до появления «Братьев Карамазовых» в переводе К. Гарнетт, творчество Достоевского не было широко известно в Британии, и образованная публика (в том числе такие писатели, как А. Беннетт, Э.М. Форстер, Д.Г. Лоуренс, В. Вулф и др.) предпочитала читать Достоевского по-французски. Многие клише и стереотипы в восприятии Достоевского в Англии также формировались под сильным «французским» влиянием. Очень популярной была книга Мельхиора де Вогюэ «Русский роман» (Le Roman Russe, 1886, английский перевод – 1913 г.)61.
В элиотовских письмах 1914–1917 гг. имя Достоевского предстает как символ, помогающий объяснить душевное состояние автора, стиль его жизни и даже характер эпохи: «Жизнь здесь идет так быстро, что нельзя дважды услышать о местонахождении или занятиях одного и того же человека. Его или убили, или ранили, или у него лихорадка, или его посадили в тюрьму, или выпустили оттуда, или его судят, или отдали под трибунал, или что-то еще в этом роде. Все это время я жил в романах Достоевского, а вовсе не в книгах Джейн Остен»62. Художественный мир романов Достоевского, в глазах Элиота, является эквивалентом той жизни, которой живет поэт и общество в кризисный период развития истории. Хаос и тяготы военного времени, неустроенность и семейная драма самого поэта (на примере первой жены Элиота, Вивьен, можно говорить и о некоторой cознательно культивируемой «достоевской» модели жизнетворчества, хорошо вписывающейся в богемно-декадентский колорит эпохи)63 носят, по его мнению, те же экзистенциальные признаки, что и созданный русским писателем тип бытия.
Характеры и сюжеты Достоевского воспринимались Элиотом и многими его современниками как универсальные категории, символы. Именно творчество Достоевского становится для Элиота выражением состояния современного «упадка Европы», а Россия, увиденная сквозь призму романов русского писателя, одной из образных составляющих мифологемы «бесплодной земли». Поэма «Бесплодная земля» («The Waste Land», 1922) является одним из самых «достоевских» произведений Элиота, что не случайно. Обращение к его переписке, издательской деятельности, критике этого периода показывает, что творчество Достоевского постоянно было в центре внимания и эстетической рефлексии Элиота.
В пятой части поэмы («Что сказал гром»), в 366–376-й строках разворачивается панорама крушения цивилизации: «Что за звук высоко в небе // Материнское тихое причитанье // Что за орды лица закутав роятся
См.:
Некоторые исследователи считают, что романы Достоевского могли быть связаны в сознании поэта также с его первой женой, которая была горячей поклонницей творчества русского писателя. Невротический тип поведения, вызванный психическим заболеванием, отсутствие душевной близости с женой определили, по мнению многих, тип женского характера в ранней поэзии Элиота. «Бертран Рассел, который помог в это время молодой паре с жильем, описывает, что Вивьен проявляла <…> импульсы жестокости в духе Достоевского – она живет будто на острие ножа и закончит или как преступница, или как святая....» (См.:
