жены Татьяны, а детей никогда и не было.
7.
В минуты отчаяния мне часто хочется выпить. Тогда я иду к другу. Тогда у меня был друг. С друга я, кстати, рисовал хозяина «Мерседеса», который меняет колесо. Понравилась ли ему моя работа, я не спрашивал, а сам он ничего не сказал. Наверное, не понравилась.
О! Что это был за друг! Большую часть жизни он проводил в гараже. Гараж достался ему от отца, который всю жизнь мечтал купить автомобиль, но не успел. Жизнь так быстротечна, а автомобили в те времена стоили так дорого, отец друга не встретил свой автомобиль. Не догнал.
Гараж – бетонная конструкция площадью 23 квадратных метра, есть смотровая яма. В яме – банки с солеными огурцами. Они стояли там уже лет десять. Сергей говорил, что у него есть планы на эти огурцы. Какие именно, он не говорил, но понятно, что они как-то связаны с самогоном. Потому что самогон в его жизни был смысловой доминантой.
В гараже всегда пахло этим напитком – потому что вдоль стены стояли восемь, сообщающихся между собой 10-литровых стеклянных баллонов.
Моего лучшего друга звали Сергеем. Бывший химик. Последние пять лет своей жизни он посвятил самогону.
Сергей любил придумывать своим напиткам романтические названия. «Три шестерки», «Гидрогенид прошлого», «Окись веры», «Запах мандрагоры».
Он полагал, что по этим названиям можно оценить его чувство юмора.
Обычно он говорил:
– Вот, Мишка, попробуй, это «Графиновка Лучистая». Восьмикратная перегонка, все вредные фракции – легкие и тяжелые – вывел, вместо одной из банок – графин из горного хрусталя, плюс один секретный ингредиент.
– Но она же светится.
– Да. Потому что здесь немного радия. Это и есть секретный ингредиент.
– Я не буду это пить.
– Не бойся. Один раз можно. Ты же не знаешь, сколько радия, например, в хлебе который мы едим. А в начале ХХ века радий добавляли даже в зубную пасту. Не знал? Может, и сейчас добавляют.
Кумиром Сергея была Мария Кюри, которая ради радия готова была на все, она дожила до 66 лет.
– 66 лет! Мало что ли? Мне хватит. Литров десять «Графиновки Лучистой» я уже продал и пока никто не жаловался. Будешь?
– Ладно. Давай, – я никогда не отказывался от выпивки.
Выпив самогону, мы любили пофилософствовать.
– А вот ты хотел бы жить вечно? – обычно беседу начинал я.
– Хотел бы, очень хотел бы, очень-очень-очень, а что? – Сергей всегда заинтересованно откликался на мои философские вопросы. – У тебя есть идеи?
– Да ничего. Я лично не хотел бы жить вечно. Я представил, что вдруг надоела вечная жизнь, захотел повеситься. Повесился и не умираешь. И висишь так месяц, другой. И крикнуть не можешь, горло же сдавлено. Ждешь, когда кто-нибудь, ты, например, придет в гости и выбьет дверь. Это, Сережа, страшно.
– А я бы не вешался. В моей жизни и так много страданий, – так мне ответил тогда Сергей.
8.
