а бутылку держал в руке, размышляя, не прихватить ли ее с собой и не заправить ли вечером разведенной «Льдинкой» в видах произведения впечатления на Гороховну. Как раз в тему пойдет, она баба интеллигентная, культурная, нажравшись стеклорезом или аптекой – ругается на ненаших языках (перемежая и редко попадающими в печать словами великого и могучего…). От таких размышлений Ботву отвлекли неясные звуки прямо по курсу, сопровождавшие некое трудно различимое сквозь кусты шевеление.
Он остановился, перехватив поудобнее трубу. Неужели опять те суки? То-то с этого краю все как метлой выметено… Но там оказались не те суки, не в переносном смысле – самые настоящие. А может, кобель или кобели – в доносящихся сквозь зелень звуках явственно прорезалось низкое рычание. Расплодились тут – Ботва злобно и сильно швырнул в кусты столь приглянувшуюся бутылку, враз позабыв о грядущем светском рауте с Гороховной…
Дальнейшее напоминало плохо сделанный мультфильм старых времен, когда художников-аниматоров еще не заменили неутомимые компьютеры, а они, иные художники, от торопливости или просто лени не слишком тщательно прорисовывали все фазы движений, – и экранное действие получалось рваное, с режущими глаз скачками-переходами.
Именно так Ботве виделись последовавшие секунды.
Огромная, обросшая черной шерстью туша прыгает на него – над кустами, небывало длинным и высоким прыжком – Ботва ничего не успевает, да и никто бы не успел – но тварь сама напарывается на выставленную вперед трубу – хрустко, с лету, мордой; и вместо своей цели – горла – врезается в живот Ботвы. Потом Ботва бежит напролом через кусты к воде, почему-то именно к воде, выпавшие кишки мешают, цепляются за ветви, но он мчится, ни на что не обращая внимания. Потом падает – поскользнувшись на осклизлом, окровавленном куске рыжей шкуры. Потом – сразу, без перехода – пасть, одна только пасть, ничего больше он не видит, – рвется к горлу, он прикрывается рукой… Потом – состояние космической невесомости, рука – его рука! – растопыренные пальцы, запястье, часть предплечья – уплывает по воздуху, медленно поворачиваясь, рядом крохотными спутниками – красные шарики, вылетающие из ее разорванных вен и артерий… Потом – снова пасть, неимоверно распахнутая – во весь горизонт, во всю Вселенную – она сама и есть Вселенная, необъятная и готовая поглотить… Потом… Никакого потом для Ботвы не было.
Доклад Марченко-Чернорецкого (уцелевший фрагмент)
…упоминавшийся в письменных древнерусских источниках полоцкий князь из династии Рюриковичей Всеслав Бречиславович (ум. в 1101 г.). Указания на ликантропию Всеслава встречаются в 4 относительно коррелированных документах [13, 17, 19, 29]. Генезис явления не известен, сообщения «Повести временных лет» (Лаврентьевский и Полоцко-Туровский варианты) позволяют предположить, что имел место случай спонтанно-наследственной ликантропии. Всеслав Бречиславович родился от связи своего отца Бречислава (сына
