крохи сознания на краю бездонной пропасти, готовой поглотить все – имя-соломинка, имя-тонкая нить, готовая вот-вот лопнуть.
Дверь, по счастью, оставалась распахнутой, сейчас он не справился бы с ручкой… Ворвался в дом, «Сайгу» искать не пришлось – обоняние тут же услужливо подсказало, где она брошена…
Клыки лязгнули по стволу, оставляя на прочнейшей оружейной стали глубокие вмятины. Колыванов запихал дуло глубже в пасть и судорожно шарил передней лапой в районе скобы, пытаясь хоть как-то, хоть чем-нибудь, зацепить, нажать, дернуть спусковой крючок.
Последняя мысль у него была всё та же: Катя, Катя, Ка…
Он не успел.
Крохотный островок сознания исчез – Миши Колыванова не стало. Тело, мало похожее на человеческое, застыло, сомкнув челюсти на дробовике, и пролежало так больше часа.
Тварь зарычала и мотнула косматой башкой – гнусное, отвратно пахнущее железо вылетело из пасти и звякнуло об пол. Тварь освободилась от остатков тряпок, зачем-то опутывающих ее (ткань расползалась, как гнилая мешковина) – и выскользнула из чужого и опасного логова на улицу, в тихую ночную прохладу.
Движения ее стали легкими, даже грациозными, не похожими на неуклюжие прыжки Колыванова. Но завыла на полную луну она точно так же – хрипло и торжествующе. Нырнула в темноту, через несколько мгновений перемахнула ограду и исчезла – ничего не помнящая и освобожденная от всего. И голодная, очень голодная…
Лежащие неподалеку останки оборотня не привлекали – непонятно откуда взявшийся инстинкт гнал на поиски живого, трепещущего под клыками мяса…
Папа Бойчевский резко вдавил тормоз, разбудив все семейство: сын и дочка спали на заднем сиденье, жена клевала носом на переднем – возвращались со слегка затянувшегося семейного пикника на водопаде в Саблино.
– Что, что такое? – встревоженно закудахтала мадам Бойчевская, пытаясь повернуться к недовольно занывшим детям и не догадываясь расстегнуть мешающий ремень безопасности.
– Вроде собака… – протянул Бойчевский-папа. – Большая, не меньше ньюфа… Сама под колеса нырнула, похоже, зацепил чуть-чуть крылом…
Бойчевский, мягко говоря, слегка лукавил. Удар по корпусу машины был весьма чувствительным.
– Надо бы выйти, посмотреть… – добавил он неуверенно.
Не нравилась ему эта история. Хозяева сбитой на въезде в поселок собаки могли считать себя крутыми, очень даже крутыми, особенно в сравнении с ним, с мирным коммерческим директором мирной обувной фабрики…
– Сиди уж, нечего тебе там смотреть, не театр… Езжай лучше быстрее, темень какая, двенадцатый час, дети толком не ужинали… – мадам Бойчевская завелась надолго, и муж ее, на свое счастье, не стал настаивать.
…Тварь получила первый жизненный опыт – огнеглазое шумящее существо несъедобно, даже опасно, несмотря на то что сквозь вонь бензина и раскаленного металла пробиваются вполне
