специями и разнообразными фруктами, которые созревали под лучами благодатного солнца круглый год.
Правил в Бейском Князь Парион восьмой. Правил справедливо и не щадя живота своего для службы народу. Раз в год устраивался в княжестве великий праздник, когда съезжались в Бейское почти все люди из двух соседних поселений, а это ни много ни мало, а несколько тысячей тысяч человек! Собирались они на огромном плато, с которого открывался чудесный вид на бескрайнюю водную гладь океана, пили, ели и восхваляли свою удачу, поглядывая на север. Там, за Острыми горами, укрытыми пушистыми снежными шапками, раскинулось княжество Мёртвое. Гиблое там место было, зловещее, оттого люди, живущие в трёх остальных княжествах, никогда не приближались к Острым горам ближе, чем на версту. Когда-то давно, когда правил Бейским Князь Парион первый, напали на земли его княжества чёрные люди. Как есть чёрные – и ликом, и душой. И полилась кровь рекою. О том вспоминать в светлые дни никто не любил, только старики, бывало, рассказывали, как с огромным трудом удалось остановить полчища чёрных людей. Да прибавляли, что когда-нибудь неминуемо настигнет три княжества та же участь. Не оставят в Мёртвом мысли снова напасть на их земли и установить на них свою власть.
И не было бы правление Париона восьмого таким безоблачным, если бы не магнарий Лий двенадцатый, который был у Князя кем-то вроде советника и правой руки. Подчас и решений государственной важности Парион не принимал, если рядом не оказывалось Лия. Лий, высокий статный мужчина с окладистой бородой, выслушивал все тревоги Князя, ненадолго задумывался и советовал Париону как лучше поступить. За то уважали Лия все жители Бейского и не представляли правления Князя без дельных советов магнария.
В доме же магнария Лия двенадцатого поселилось горе. С его единственным сыном Гейлом, которому надлежало стать магнарием тринадцатым, приключилась хворь. Раз в полгода Гейл метался по постели как в лихорадке, нутро его горело огнём, а по всему телу выступала сыпь. Впрочем, сыпью это было можно назвать только применив очень бурную фантазию. Высыпания больше походили на чешую, которая покрывала не только тело, но и всё лицо. Кожа Гейла горела, пальцы, меж которых появлялись перепонки, вцеплялись в простыню и разрывали её в клочья отросшими на концах длинными и острыми когтями. Изо рта вырывались клубы дыма, а один раз на подушке даже осталось пятно, будто служанка случайно сожгла наволочку утюгом.
Приглашённые почти со всех сторон света целители только разводили руками, выписывая то лавандовые примочки, то мази на яйцебороздном порошке, но Гейлу от них становилось только хуже. Проходило время, мучительные ночи ожидания у постели больного оканчивались, чтобы позже, ровнёхонько через полгода, повториться снова. Болезнь усугублялась с каждым приступом, и не видно было этой хвори ни конца, ни краю.
В ту ночь возле постели Гейла, который затих и беспокойно спал, отвернувшись к стене, дежурила маленькая Санта. Маленькой её называли все в доме, но на самом деле девушке было уже двадцать два года, и была она на четыре года старше своего брата Гейла. Какая-то непонятная болезнь настигла её, когда Санте было шесть лет, и с тех пор она больше не росла, только менялась, став сначала девушкой, а после женщиной. Ноги и руки её были хрупкими и тонкими, она то и дело падала, и порой падения заканчивались переломами. Тогда Гейл осторожно, чтобы ещё больше не навредить маленькой Санте, брал её на руки и целыми днями носил по улице, чтобы сестра не скучала в одиночестве дома. Санта была похожа на куклу, тонкие черты её лица были привлекательными и приятными, а волосы золотого цвета обрамляли нежную кожу лба и щёк.
Санта с трудом подтащила к кровати Гейла стул и с величайшей осторожностью залезла на него, устраиваясь на сидении и тихонько вздыхая. Маленькое сердечко девушки было полно переживаний за брата, и тем горше становилось Санте, чем явственнее она осознавала, что ничем не сможет помочь Гейлу. Вот и сейчас, шумно вздохнув, девушка быстро стёрла с лица сбежавшую слезинку и принялась размышлять о том, как же помочь брату. Она перечитала почти все книги-травники, которые были дома, порой украдкой выходила из дому и шла к опушке леса, чтобы насобирать там целебных растений и сделать для Гейла лекарство. Но пока ни один из испытанных ею способов не помог. У Санты даже появилась мысль улучить момент и сходить на другой конец города к старой ведунье, которая жила на самом отшибе. Наверняка старуха должна была знать, чем снять это проклятие. А ведь иначе и не назовёшь! Была бы это хворь, давным-давно бы Гейла вылечили, и был бы он, как и раньше, здоров.
В коридоре скрипнула половица, и Санта ойкнула, спрыгивая со стула и пребольно ушибив при этом ногу. Находиться наедине с братом в то время, когда у него случался приступ, ей было строго-настрого запрещено. Девчушка метнулась за тяжёлую бархатную штору, закрывающую окно от назойливого серебристого света луны и притаилась за ней, выглядывая в крошечный просвет, оставшийся между двумя неплотно прилегающими друг к другу портьерами. Затаив дыхание, она принялась наблюдать за тем, кто пришёл навестить Гейла в столь поздний час. Приступ брата как раз достиг апогея, кожа на его теле была сплошь покрыта янтарной
