себе (забавно, что Анна Монс подписала письма к Петру – «верная слуга»).
Достаточно сказать, что наряду с Анной он имел отношения с ее ближайшей подругой, Еленой Фадемрех. Последняя находила для царя более ласковые, чем Монс, слова: «Свету моему, любезнейшему сыночку, чернобровенькому, черноглазенькому, востречку дорогому…» А что Анна? Известно, что она никогда не выговаривала Петру за его случайные связи. Анна не ревновала или делала вид, что не ревновала. Похоже, она была уверена в себе. Любила ли она? И разве любовь может быть без ревности?
«Будь у Анны Монс поболе ума, именно она заняла бы место на троне», – отметил современный историк-популяризатор Александр Крылов. Но все дело в том, что примерять на себя российскую корону Анна никогда не стремилась. Ей чужды были и православие, и русская культура, и тот деятельный и разгульный мир, который строил вокруг себя ее Питер. Анхен зевала на дипломатических приемах, куда он звал ее. Подобно римскому императору Диоклетиану, она находила удовольствие в тихом сельском труде, выращивании кочнов капусты, удивлявших обитателей Немецкой слободы. Ей милее всего была ее уединенная мыза около ручья Кукуя, где паслись шортгорнские коровы и аглицкие свиньи, росли иноземные овощи и картофель. Не случайно Анну называют «первой идейной дачницей на Руси».
Она, скорее всего, не любила Петра – лишь ценила его привязанность к ней, отвечала ему теплой дружбой и умела пользоваться добрым чувством всесильного властелина русской земли. С таким «мучительным человеком» как Петр можно было стать полностью обезличенной. Ее чувства передал писатель Юлиан Семенов: «Тяжко было каждый миг всегда держать себя в кулаке. Поди попробуй с такой махиной изо дня в день быть рядом, угадывать его, утешать, миловать, шептать тихое».
Но в том-то и дело, что Анне было чуждо откровенное притворство. По словам Франсуа (Никиты) Вильбуа, Петр непременно женился бы на Анне, если бы она «искренне ответила на ту сильную любовь, которую питал к ней царь. Но она, хотя и оказывала ему свою благосклонность, не проявляла нежности к этому государю. Более того, есть тайные сведения, что она питала к нему отвращение, которое не в силах была скрыть».
Тем более что поведение самого Петра давало для этого повод. В марте 1697 года он на полтора года в составе Великого посольства отправился в Европу и за это время не написал ни единого письма своей возлюбленной Анхен. Она, почувствовав себя свободной от каких-либо обязательств по отношению к царю (смутные обещания женитьбы не в счет), завела себе любовника – саксонского посланника Фридриха фон Кенигсека. Это был, в отличие от неряшливого и небрежно одетого Петра, истый щеголь, обладатель галантных манер, искушенный в европейском политесе, ярый поклонник своего кумира – Саксонского курфюрста и польского короля Августа II Сильного, дамского угодника, изощренного в модах и любовных утехах. Надо сказать, что щегольство было фамильной чертой семейства Монс, а потому столь
