словно на необитаемом острове.
– А вам не будет страшно? – бросила Альма Корриган.
Мне показалось или в ее голосе действительно прозвучала злоба?
– Нет. – Перед тем как сделать глоток, я обвела всех взглядом. – А где мистер Друри?
– Кажется, он пошел в гараж, – ответил Хьюберт Хэй. – Он потерял книгу и решил, что забыл ее в машине.
– А в чем дело? – спросила Альма Корриган; на этот раз я отчетливо уловила злость в ее голосе. – Неужели инспектор потребовал отчет обо всех наших действиях?
Я покраснела, но сдержалась и произнесла очень спокойно:
– Миссис Корриган, полиция не назначала меня шпионить за вами, если вы это имеете в виду. Меня не подозревают только потому, что меня не было в то время, когда было совершено первое убийство, а так как все-таки имеется шанс, что все убийства совершил один человек, а не двое, я виновной быть не могу. Поэтому инспектор попросил меня побыть с Робертой, пока не прибудет сиделка.
– Такое предположение просто чудовищно… – с пылом начал Родерик, но я прервала его:
– Все правильно, Родерик. Подобное предположение не так уж и чудовищно. Конечно, я помогаю полиции… надеюсь, мы все помогаем. И если инспектору потребуется отчет о чьих-либо действиях в какое-либо время, я постараюсь ответить ему как можно точнее.
– Ну знаете! – воскликнула Альма Корриган. – Должна сказать, что…
Ее муж положил свою руку на ее, и она замолчала.
Я обратилась к ней холодным тоном:
– Едва ли мне стоит напоминать вам, что полиция ведет следствие не против группы подозреваемых, а против каждого в отдельности.
– Браво! – неожиданно выкрикнул Хьюберт Хэй.
Полковник Каудрей-Симпсон прокашлялся. Его лицо с мягкими чертами в это мгновение казалось отстраненным и суровым, в глазах светился ум. Он смотрел грозно и одновременно сострадательно – то был взгляд судьи, а не солдата. Я обнаружила, что гадаю, не судья ли он.
– Более того, юная леди, – обратился он ко мне, – каждое дело об убийстве является делом убийцы против каждого цивилизованного человека. Хочу добавить: я утверждаю, что, если человеку приходит в голову идея, будто самым приемлемым решением любой проблемы является крайнее физическое насилие, то он рискует лишиться звания цивилизованного существа.
– Не слишком ли сильно сказано, сэр? – отозвался Родерик.
– Видите ли, я совершенно в этом убежден, – парировал полковник.
– Применяете ли вы те же принципы не только к отдельным личностям, но и к народам? Вы, военный?
– Да.
– К военным действиям?
– К действиям агрессии. Если нация считает насилие орудием политики, значит она отрицает вековой интеллектуальный прогресс.
– Все равно, – упрямо настаивала Альма Корриган, – это просто абсурд – считать нас всех подозреваемыми. У следствия наверняка есть идея, кто это сделал.
– Если
