в боковой карман куртки. – Дело в том, что мы с Колей были в очень близких отношениях. Вы уж извините, Юра, но я привык вашего отца Колей называть, без отчества, запросто. Думаю, что у меня не было друга ближе, чем ваш отец, Юра.
– Приятные слова, – я улыбнулся, ибо любое тёплое воспоминание о моём отце было мне как бальзам на сердце. – Такое не часто услышишь. Да и не звонит, собственно, никто из его сослуживцев. Словно и не было человека.
– А мне приятно вспоминать Колю и произносить такие слова от души, а не из дипломатических соображений.
– Спасибо. Вы с отцом давно были знакомы?
– Много лет. Мы познакомились на выставке в Париже, когда ещё была жива ваша мать.
– Это очень давно. Для меня это почти античные времена.
– Да, очень давно… В последнее время Коля не раз заговаривал о том, чтобы я оказал вам поддержку, в случае необходимости…
– Что он имел в виду? Не понимаю.
– У него пошаливало сердце, – пояснил Борис Леонидович и как бы расставил сразу всё по своим местам: мой отец чувствовал приближение смерти и относился к этому спокойно.
– Но он никогда не жаловался на здоровье, – тихо сказал я.
– Он вообще не жаловался, – уточнил Борис Леонидович. – Меня восхищали многие его качества, но его умение вести себя так, будто у него вообще не было проблем, заставляло меня просто преклоняться перед ним.
– Вам повезло, – горько ухмыльнулся я.
– В каком смысле?
– Я вот очень плохо знал папу. Он был настолько сильно занят, что у нас едва выдавалась минутка-другая, чтобы переброситься парою слов. А вот так, чтобы основательно поговорить, такого не получалось…
Мне сразу вспомнился последний день отца, когда он попросил у меня почитать что-нибудь из моих литературных опусов. Вспомнилось, как он извинился за то, что раньше не находил на это времени.
– Да, мне повезло получить такого друга, – согласился Борис Леонидович.
Мы шагали неторопливо, и он рассказывал о чём-то таком, что никогда не могло прийти мне в голову об отце. Передо мной постепенно вылепливался новый облик давно знакомого человека.
– Вот здесь давайте свернём, нам туда, – Борис Леонидович указал рукой направо.
Мы вошли в подъезд старинного дома и поднялись по широкой лестнице на второй этаж.
– Прошу, – Борис Леонидович отпер дверь и пропустил меня вперёд. – Коля рассказывал мне, что вы пишете, это так?
– Да, балуюсь, – я снял заснеженное пальто.
– Полагаете, что это баловство?
– Я же не публикуюсь, стало быть, для всех – это баловство. Никто меня серьёзно не воспринимает. Только Таня.
– Жена?
– Невеста. Ей нравится и даже очень, но она не объективна ко мне.
– И всё-таки, Юра, неопубликованные произведения и баловство –
