мир, который не привязан ни к какому месту и ни к какому времени…
– Разве это возможно? А ваши размышления? Они ведь опираются на что-то.
– Разумеется, но… Дело в том… – я замялся, внезапно потеряв присущую мне уверенность в себе. Возможно, этот Борис Леонидович был прав: без пройденного пути нельзя ни о чём рассказывать. Но если мой путь ещё очень короток, разве я не имею права рассказывать о нём, а тем более мечтать и помещать вымышленных людей в вымышленные обстоятельства?
– Простите, Юра, я не хотел смутить вас, – Борис Леонидович поставил на стол чашки с чаем; он как-то незаметно успел вскипятить воду. – Мне кажется, я понимаю, в чём кроется причина вашей графомании.
– Графомании? – в моём голосе прозвучала обида. – Почему вы так говорите? Вы же ничего ещё не читали.
– Я не в плохом смысле, здесь нет никакого оскорбления. Я говорю о страсти к сочинительству. Это своего рода болезнь. Я сам всегда страдал графоманией, мечтал и даже пробовал писать романы, но… Увы! Не имею достаточно времени отдаться этому увлечению в должной мере… А причина кроется в том, как мне представляется, что вы не удовлетворяетесь вашим образом жизни.
– Да уж, какая там жизнь. Сидишь в конторе, бумагу мараешь… Хочется дела, движения какого-то. Да, Борис Леонидович, вы, пожалуй, правы насчёт причины. Ведь я когда сочиняю, я просто ухожу куда-то, растворяюсь там. – Я даже зажмурился от нахлынувших на меня чувств, – Это такое дело… там надо себя… развязать, что ли, расковаться, дать себе возможность помыслить по-настоящему, широко…
– Я понимаю, о чём речь. Для человека сильного и умного очень важно иметь возможность проявить себя. Если вам не нравится ваше место, его надо поменять.
– Я не могу представить, куда приложить себя, – мой голос прозвучал, должно быть, виновато.
– Вы ещё молоды, только начинаете жить…
– Уже двадцать три, скоро двадцать четыре стукнет.
– Это не возраст, это ещё мальчишеская пора, – убеждённо сказал Борис Леонидович и подвинул чашку. – Сахар нужен?
– Нет.
– Угощайтесь печеньем. Правда, это покупное. Я предпочитаю домашнее.
– Кто ж его нынче готовит, домашнее-то?
– Моя жена готовит. Как-нибудь, если мы с вами продолжим наше знакомство, я приглашу вас к нам домой, Юра, и вы непременно попробуете её печенье.
– А это разве не ваша квартира? – удивился Юрий.
– Нет. Это служебное помещение.
– Служебное? Странно. Здесь всё выглядит вполне по-домашнему.
– Случается, что здесь иногда приходится кому-то жить. Работа такая.
– Что же это за работа такая? – Моя улыбка явно была окрашена хитринкой. – Откройте секрет, Борис Леонидович.
Тот насыпал в свою чашку ложку сахара и сказал:
– Я работаю в разведке.
– В разведке?
Думаю, что моя физиономия в тот
