защищена от несанкционированного вторжения «профанов». Иначе говоря, в действительности единое философское учение все же было (точнее, имелся общефилософский базис), но оно избежало «стандартизации» и «унификации» своего терминологического, понятийного аппарата и всегда сохраняло возможность для «сотворчества», для импровизаций, а значит и для дальнейшего развития.
Что касается этической системы, то в этом вопросе Л. Н. Гумилев глубоко прав, когда он, во-первых, характеризует ее как высокоразвитое, детально «отработанное мировоззрение», базирующееся на общемировоззренческой (религиозно-мифологической, онтологической, космической и т.д) системе; во-вторых, в качестве специфической идеологической основы этого этического учения выделяет «осуждение лжи», резкое неприятие любых форм обмана, неверности и т. д. (там же, с. 42—43). Однако он не совсем прав, когда усматривает этноконфессиональные истоки этой морально-этической системы в тибетском боне и митраизме, и совсем не прав, когда ограничивает её этнокультурный ареал монголами имперского периода (или древними тюрками периода централизованных государств), существенно ограничивая этносоциальную сферу её бытования, сужая тем самым и историко-культурное пространство, в котором она существовала, что в конечном итоге приводит к искажению важнейших этапов этно- и культурогенеза тюрко-монгольских народов. Если же не сводить её генетические истоки только лишь к протомонгольскому этнокультурному субстрату, то мы обнаруживаем, что самым древним культурно-религиозным пластом этой этноконфессиональной традиции, опять же является протоиранское, «древнеарийское» огнепоклонничество, возникшее и сформировавшиеся не на территории современного Ирана, а на восточной (точнее, северо-восточной, т. е. Саяно-Алтайской) прародине как многих ираноязычных племен – скифов, саков, массагетов и др., так и прототюрков и протомонголов.
Еще «отец истории» Геродот писал про древних «персов», что «нет для них ничего более позорного, как лгать, а затем делать долги. Последнее – по многим другим причинам, а особенно потому, что должник, по их мнению, неизбежно должен лгать. Кто из горожан страдает проказой или белыми лишаями, тот не входит в город и не вступает в сношения с другими персами. Эти недуги персы приписывают какому-нибудь греху человека по отношению к Солнцу (курсив мой – Н.А.)» (Геродот «История в девяти книгах». Кн.1, 138, с. 56). И далее: «По этой же причине многие убивают также белых голубей. В реку персы не мочатся и не плюют; рук они и сами не моют в реке и никому другому не позволяет этого делать. К рекам вообще персы относятся с глубоким благоговением» (там же). Главной же доблестью они, как и древние тюрки и монголы, считали «мужество» и «военную доблесть», после которой «большой заслугой считается иметь как можно больше сыновей», которых «с пяти – до 20-летнего возраста они обучают только трем вещам: верховой езде,
