от изменения внешних условий [Helm, Schellnhuber, 1998; Dombrowsky, 2001]. Нельзя принять за истину результаты исследования, которые не могут быть воспроизведены. Но экокатастрофа – не лабораторный эксперимент, поэтому в отношении подобных систем такая верификация практически невозможна. Отсюда и постоянные обвинения в адрес ученых-естественников и практиков-ликвидаторов в спекулятивном, политически ориентированном мышлении. Тем не менее ученые и практики продолжают вмешиваться в функционирование этих сложных систем, даже не представляя себе, какой «эффект домино» это вмешательство может породить! Поэтому, заключает Домбровский, может быть, главной и даже единственной причиной катастроф является близорукость их исследователей [Dombrowsky, 2001]. Да, это так. Но за этой близорукостью стоит рынок, главной целью которого является купля-продажа с извлечением прибыли, а вовсе не защита людей и природы. В этих условиях фиксирование, документирование и анализ катастроф в большинстве случаев представляются излишними. И поэтому мы не знаем суммарного эффекта воздействия на биосферу выбросов индустрии или автотранспорта, всего того, что мы пренебрежительно называем «отходами».
Длительное время весьма респектабельные специалисты и целые международные организации, такие как Организация Объединенных Наций или Международная организация здравоохранения, по-разному подходили к интересующей нас проблеме. Одни говорили об «устойчивом развитии», другие же требовали наладить «глобальное, экологически ориентированное развитие мира». Одно только оставалось непонятным: как мы можем оценить наше вмешательство в сложную систему, именуемую биосферой, если наши краткосрочные воздействия на нее дают для человека положительный эффект, а долгосрочные – отрицательный? Вероятно, иронизирует Домбровский, нам нужна еще одна планета, на которой есть жизнь и с которой мы бы могли экспериментировать как средневековые алхимики в своих лабораториях. Или лучше даже иметь несколько планет: одну для документирования и анализа катастроф, другую для «проигрывания» ее ответов на наши вмешательства, третью для компаративного анализа и т.д. [Dombrowsky, 2001].
Социология экокатастроф до сих пор развивается в рамках известной парадигмы Э. Дюркгейма: «Социальные факты следует получать и их изучать только на основе познания других социальных фактов». Но не значит ли это, что тем самым мы отрываем функционирование социума от его витальной основы – природы? А нельзя ли получить более полную картину функционирования социума, изучив и зафиксировав процессы движения и трансформации вещества, финансовых потоков, людей, информации и энергии? Не станет ли в этом случае наш взгляд на мир более полным и потому более достоверным? Мне сразу же возразят: кто же вам откроет тайну движения финансовых потоков, например? Ведь «деньги любят тишину»!
Верно, далеко не все потоки, обеспечивающие стабильность социобиотехносферы, доступны для всестороннего анализа. Но ведь деньги движутся
