посла. Охранительный характер последних лет правления усопшего императора Миддлтон объясняет зловредным «иностранным наущением», заставившим его опасаться нововведений [там же]. Той же благосклонностью пользуется в глазах американского посла и новый монарх, Николай I, который, по словам дипломата, отказался выступать в роли «труса или тирана», каким его хотели бы многие видеть [там же], и продемонстрировал решимость продолжать реформы.
Подобный пессимизм в отношении возможностей перспектив российской модернизации можно было обнаружить и на страницах американских газет. «Смерть Александра была последним вздохом перед смертью надежд на цивилизацию», – отмечал автор заметки в «Найлз Уикли Реджистер». Подхватывая один из слухов, окружавших восстание декабристов, он продолжал: «Последние два года представители знати, за исключением тех, кто был в непосредственном фаворе двора, образовали союз, дабы принудить императора пойти на уступки для блага народа». Боясь вероятного политического поражения, император уехал в Таганрог, где скоропостижно скончался, смешав все планы заговорщиков [47], которых после открытия заговора ожидал арест и неминуемая расправа.
После публикации «Донесений Следственной комиссии» дискуссия о возможности модернизации продолжилась во многом через комментирование официальной позиции русских властей. Стоит напомнить, что правительство нового императора стремилось представить события на Сенатской площади как аномалию, акцию группы дворян-офицеров, не имевшую глубоких корней и связей в народе, а значит, отличную от европейских и южноамериканских революционных движений [22; 15, с. 165–167]. В этой связи важно отметить стремление российских властей сгладить возникшие из-за кризиса междуцарствия проблемы в высшем свете петербургского общества и сохранить легитимность нового правления как в глазах собственного дворянства, так и перед иностранными наблюдателями [23].
Это стремление особенно явно видно в обзоре 1830 г. «Америкэн Эннюал Реджистер», посвященном событиям в России за предыдущие несколько лет: «Вступление [Николая I] на престол было отмечено военным восстанием, которое было немедленно подавлено благодаря его личной энергии и присутствию духа, хотя оно и было связано с грозным заговором, организованным против его предшественника и жертвами которого должна была стать вся семья Романовых. <…> Победив мятежников из числа его армии, он проявил самое благородное из качеств – мягкость – по отношению к ним, а также показал свое отвращение к бессмысленному пролитию крови. “Они не сделают из меня ни тирана, ни труса”, – таким было достопамятное заявление, сопровождавшее помилование многих осужденных на смерть» [16, p. 279–280].
Эта характеристика почти дословно повторяет цитированные выше реляции Миддлтона из Санкт-Петербурга, не оставляя сомнений по поводу основного источника сведений о декабристах в Америке, коим являлось российское правительство.
Тем
