Можно было легко проследить Большую корону, Меч и Чашу. Закат попробовал найти созвездие Героя, но то полностью заслонил костер.
Веселый визг заставил его поднять голову. Через костер перескочила первая девушка, следом тот, кто вместе с ней разводил огонь. Празднующие посыпались гурьбой, поджимая ноги, придерживая полы рубах. Горляна плескала водой на прыгающих в первый раз или неуверенных в своих силах. Жмурясь и крепко сжав зубы прыгнул Пай, чуть-чуть не долетел, наступив в угли, но промокшая одежда не успела загореться. Бывшая с ним рыжуля уговаривала попробовать еще раз. Прыгнул Светозар, следом, не подождав и мгновения, Дичка. Она бы свалилась в огонь, если бы он не поймал ее – впрочем, судя по довольной улыбке, девушка на это и рассчитывала. Когда пламя чуть пригасло, из желающих прыгать выстроилась целая очередь, тут же сомкнувшаяся в хоровод, закружившийся вокруг костра. Кольцо все ширилось, пока не захватило и Заката тоже. Он бежал вместе со всеми, подхватывая родившиеся в этом беге песни, перед глазами плясал огонь и чередой мелькали лица прыгающих и кружащихся на той стороне хоровода. В какой-то момент круг вытолкнул его в центр, и Закат сам не понял, как разогнался и прыгнул, взвившись над пытающимися достать его языками пламени. Он вновь раздвоился: одна его часть приземлилась за костром, влилась в хоровод, а другая словно бы взлетела на столбе дыма вверх, в звездное небо, устроилась меж созвездий – не то там, где складывался из мерцающих огней Темный Властелин, не то…
– Мама!
Хоровод замер. Кричала торопливо взбирающаяся по крутому склону Шишка, испуганно оглядываясь на лес. Добежав, уткнулась в живот Горляны. Детская гурьба, без надзору растянувшаяся едва не до опушки, теперь испуганно жалась к родителям, а во тьме между деревьев начали появляться огни.
Разорвался круг, разъединились дружески сомкнутые ладони. Сжались бессильно кулаки, кто-то тыкал пальцем, силясь пересчитать надвигающиеся факелы.
«Обманка», – вдруг понял Закат. Добрался сквозь беспокойную толпу до Медведя, сказал негромко:
– Их не больше двух десятков. Часть факелов не двигается, а остальные по парам. Их несут в обеих руках.
– Нам и два десятка не одолеть, – нахмурился староста. Но все же отмер, велел зычно: – Все в деревню! Не бежать! Отходите спокойно и тихо. Кто не умеет драться, запритесь в домах, остальные соберитесь у забора.
Крепко сжала мужнину руку Горляна, привлекла к себе младших дочек:
– Слышали? Пошли домой.
– Но мам, мы умеем… – попыталась возразить обычно тихая Щепка.
– Надо будет, и я сумею, – оборвала ее женщина, подталкивая в спину. – Но пока не надо, так что идем. Скорей, дети!
Только что праздновавшие люди стекали с холма тихой темной толпой, отступали от пламени костра и надвигающихся факелов. Медведь стоял, щурясь в ночь. Заметив, что Закат не уходит, только фыркнул:
– Не много ли им будет чести, два переговорщика, – но прогонять не стал. Ждали, староста
