был усталый и охрипший.
Раб зашёл за ней в небольшую кухоньку. Девушка не стала включать лампу, праздничной иллюминации из окна вполне хватало для того, чтобы залить кипятком чай.
– Могу тебе кофе заварить, – в последний момент сонно предложила она. – Что обычно пьёшь?
– Обычно я пью воду из-под крана, – скривился в улыбке раб. Вопрос его развеселил.
– Тогда пей чай, – буркнула девушка, с удовольствием откидываясь на спинку стула. – И сядь уже.
Мужчина слегка поклонился и занял место за столом. Притянул к себе обжигающую чашку. Сделал маленький глоток.
– Ну, чего молчишь? – Велинка зевнула, прикрывая рот рукой. – Тебе ведь интересно, что доктор сказал. Трясёшься за мальчишку.
– Просто забочусь об имуществе госпожи, – холодно произнёс мужчина, глядя на расписное блюдце с сахаром.
– Ну, конечно, – усмехнулась девушка, – скажи уж, что тебе его жалко.
Раб неопределённо пожал плечами, понять что-то по его лицу было трудно.
– Лечить будете? – спросил он недоверчиво.
– Это странно?
– Лечить дорого, – спокойно выдал он, – потому и бросают…
– Ну, с ним-то мне более-менее ясно, – произнесла девушка, моргая тяжелеющими веками, – теперь давай перейдём к твоей персоне.
– Конечно, госпожа. Что прикажете? – мужчина с готовностью поднялся.
– Ты что думаешь, я спокойно не засну, пока никого не поистязаю на ночь? – сонно пробормотала Велинка. – Я имела в виду то, что ты сходишь в душ и приведёшь себя в порядок. Вон, весь в крови измазался…
В крови… в чужой… Это было даже странно. Обычно после хозяйских игр кровь была своя. Если резали неглубоко, то раб мог и сам добраться до ванной: промыть, обработать, зашить… Мужчина, глядя в тёмный потолок комнаты, не спеша провёл рукой по зажившим рубцам. Софа, на которой его положили, была слегка не по росту. Но ноги ведь всегда можно подтянуть. А устроиться он был способен и на квадратном метре. Раб повернул голову в сторону дивана. Мальчишка лежал тихо. Что делал врач, осталось неизвестным, но парнишка задышал ровнее, а на столике у зеркала выросла гора из шприцов, бутылочек и пачек с ампулами.
«Красивая игрушка, – с сожалением подумал мужчина, оценивая внешность парня, – будет чьей-то подстилкой. Вот и вся жизнь».
Сам он как-то сразу выпал из разряда постельных мальчиков. Ещё когда был таким же сопляком. Его покупали, пробовали, но… Не было у него пухлых губок и щенячьего взгляда, а с возрастом пропало и подростковое обаяние. Зато « гадкий утёнок» оказался вынослив. Определённому кругу покупателей это очень нравилось. Его брали, чтоб выместить злость, банально избивая до полусмерти. Брали садисты, умевшие довести боль до безумия. Брали те, кому нравилось покорное сильное тело. Один из последних хозяев тоже был откровенным
