же он охладел к своему увлечению?
– Он ученый, Эдуард. Его интересы многообразны, и он постоянно переключается с одного изобретения на другое.
Так мы беседовали довольно долгое время, и чем дальше, тем увереннее я себя чувствовал. С одного предмета мы перескакивали на другой, вспоминая пережитые прежде события и приключения. Очень скоро я выяснил, что Амелия путешествовала много больше меня – ей случалось сопровождать сэра Уильяма в его заморских странствиях. Она рассказывала мне о своей поездке в Нью-Йорк, а также в Дрезден и Лейпциг, и эти рассказы произвели на меня большое впечатление.
Наконец огонь в камине догорел, и мы допили последние капли бренди. Я произнес с сожалением:
– Как вы думаете, Амелия, мне, наверное, пора возвращаться к себе?
Секунду-другую она молчала, потом слегка улыбнулась и, к моему изумлению, мягко положила пальцы на мою руку.
– Только если вы сами решительно хотите уйти.
– Тогда я, пожалуй, задержусь еще на несколько минут.
Едва я произнес эти слова, как пожалел о них. Амелия вела себя более чем по-дружески, но, право, мы уже потолковали обо всем, что нас интересовало, и теперь откладывать свой уход значило потрафлять своего рода безумию, обусловленному ее близостью. Я не представлял себе, сколько времени прошло с тех пор, как миссис Энсон убралась восвояси, – вытащить часы в создавшихся обстоятельствах было бы непростительно, – но чутье подсказывало мне, что гораздо больше часа, на который мы оба согласились. Задерживаться еще было бы неприлично.
Амелия все не торопилась убрать свою руку с моей.
– Мы должны продолжить разговор, Эдуард, – предложила она. – Давайте встретимся в Лондоне как-нибудь вечерком. Или вы пригласите меня пообедать. Чтобы можно было говорить, не снижая голоса, сколько захочется.
Я спросил:
– Когда вы думаете возвращаться к себе в Суррей?
– По-видимому, завтра во второй половине дня.
– Я буду весь день в городе. Быть может, позавтракаем вместе? Я знаю маленькую таверну по дороге в Илкли…
– Хорошо, Эдуард. С удовольствием.
– А теперь я лучше вернусь к себе. – Я достал из кармана часы и убедился, что с момента вторжения миссис Энсон пролетело целых полтора часа. – Извините, что так долго задерживал вас своей болтовней.
Амелия ничего не ответила, только покачала головой. Я подхватил свой саквояж и сделал шаг к двери. Амелия тоже встала и задула лампу.
– Я помогу вам отодвинуть ширму, – сказала она.
Единственным источником освещения в комнате оставались догорающие угольки в камине. На их фоне четко вырисовывался силуэт Амелии – она подошла ко мне совсем близко. Вдвоем мы оттащили ширму в сторону, и я нажал на дверную ручку. В коридоре все было тихо и спокойно. Тишина казалась такой глубокой, что я вдруг задал себе вопрос: а могла ли ширма заглушить наши голоса? Не привлек ли наш ночной разговор внимание постояльцев,
