оставаться здесь?
– Я предпочел бы уйти, – ответил я, заикаясь от смущения, – но вы, вероятно, правы. Я вовсе не жажду встречи с миссис Энсон, по крайней мере в настоящий момент.
– Тогда постарайтесь взять себя в руки.
– Мисс Фицгиббон, – сказал я, – мне было бы гораздо проще, если бы вы вновь оделись как полагается.
– Но под этой рубашкой на мне еще и белье.
– Все равно.
Я опять ненадолго отправился в ванную, а когда вернулся, мисс Фицгиббон была уже в платье. Причесываться она, впрочем, не стала, но это мне нравилось – ее лицо, на мой вкус, выигрывало в обрамлении распущенных волос. Когда я снова уселся, она обратилась ко мне:
– Могу я просить вас об одном одолжении, не рискуя шокировать вас окончательно?
– О чем вы?
– Мне будет легче выдержать этот час, если вы перестанете обращаться ко мне столь официально. Меня зовут Амелия.
– Знаю. Миссис Энсон называла вас при мне по имени. Меня зовут Эдуард.
– Вы неисправимый формалист, Эдуард.
– Ничего не могу поделать. Так меня воспитали.
Напряжение спало, и я сразу почувствовал усталость. Судя по тому, как мисс Фицгиббон – простите, Амелия – откинулась в кресле, она устала не меньше моего. Переход на дружескую манеру обращения принес нам обоим облегчение, словно вторжение миссис Энсон упразднило общепринятый этикет. Мы были на волоске от гибели и уцелели, и это нас сблизило.
– Как вы думаете, Амелия, миссис Энсон и впрямь заподозрила, что я здесь?
Моя собеседница взглянула на меня лукаво:
– Заподозрила? Да она прекрасно знала, что вы здесь!
– Значит, я вас скомпрометировал?
– Нет, это я вас скомпрометировала. Представление с переодеванием – моя выдумка.
– Вы очень откровенны, – сказал я. – Право, до сих пор я никогда не встречал таких людей, как вы.
– Ну что ж, Эдуард, хоть вы и чопорны, как индюк, но я тоже, пожалуй, не встречала таких, как вы.
5
Теперь, когда худшее осталось позади, а о последствиях можно было до поры не задумываться, я вдруг понял, что необычность ситуации доставляет мне удовольствие. Наши кресла стояли вплотную друг к другу, в комнате царил уютный полумрак, пламя керосиновой лампы отбрасывало на лицо Амелии мягкие, манящие тени. Все это внушало мне мысли, которые не имели ни малейшего отношения к обстоятельствам, предшествовавшим этой минуте. Рядом со мной сидела женщина, которую отличали редкая красота и присутствие духа, и даже подумать о том, что через какой-то час придется с нею расстаться, было непереносимо.
Сперва разговором завладел я, рассказав Амелии немного о себе. Я поведал ей, в частности, что мои родители эмигрировали в Америку вскоре после того, как я окончил школу, и что с тех пор я живу один и работаю на мистера Вестермена.
– Неужели у вас никогда не возникало желания поехать вслед за родителями? – поинтересовалась Амелия.
– Искушение,
