с ведром в руках, бросила на Беспалова взгляд и, уже спускаясь со ступенек, сказала:
– Пойду, соберу огурцы, к вечеру сделаю малосольненьких.
Она легко, как балерина, спорхнула со ступеньки и, обернувшись и улыбнувшись Беспалову, направилась к калитке, ведущей в огород. Он невольно залюбовался ее фигурой, легкой, почти воздушной походкой. «Деревенская баба, – подумал Беспалов, – с утра до вечера крутится по хозяйству, а сумела сохранить и привлекательность, и неунывающий нрав». И еще он подумал о том, что не заметил, как она выросла, стала женщиной, завела семью. После школы он уехал в военное училище, потом мотался по гарнизонам, в самом конце необъявленной афганской войны оказался в Кандагаре. Там и получил первое боевое крещение. Его группу послали спасать экипаж вертолета, сбитого духами в ущелье.
За экипажем должен был прилететь другой вертолет, но, чтобы он смог приземлиться, духов надо было держать подальше от него. Ущелье было глубоким и узким, духи сидели на горном гребне, а в горах кто находится выше, тот и владеет ситуацией. Экипаж спасло то, что духи слишком поторопились. Они кинулись с вершины к сбитой, лежащей на боку машине, надеясь как можно быстрее захватить летчиков, если кто-то из них еще остался в живых. И пока они, падая и спотыкаясь о камни, торопливо спускались вниз, группа Беспалова заняла их позиции. Услышав шум второго вертолета, духи приготовились встретить его огнем, но сами попали под огонь бойцов Беспалова.
Беспалов не видел спасенных летчиков, узнал только, что все они были ранены и доставлены в госпиталь. Но об этом ему сказали два дня спустя, а сам он почти сутки под непрерывным обстрелом спускался с той горы, вынося на плечах тяжело раненного в бедро и потерявшего много крови сержанта Биденко. Тогда впервые в своей жизни он понял, что такое настоящий страх. Пули визжали, ударяясь о камни, казалось, что каждая из них нацелена прямо в тебя, бешено стучащее сердце вырывалось из горла, а животное чувство самосохранения гнало вниз, за поворот ущелья, где только и можно было спрятаться от надвинувшегося ужаса. Но сознание все же не отключалось, и Беспалов понимал, что безоглядное бегство означает неминуемую гибель для всех. Он постоянно останавливался и давал короткие очереди по душманам, успевая охватить взглядом склон, по которому спускались его солдаты. Истекающий кровью сержант Биденко, висевший у него на спине и державшийся уже совсем ослабевшими руками за его шею, постоянно хрипел в ухо:
– Бросьте вы меня, товарищ лейтенант. Нам отсюда все равно не уйти.
Беспалов сначала не отвечал ему, а потом рявкнул:
– Еще раз вякнешь, пристрелю сам!
Биденко замолчал. Они укрылись за выступом небольшой скалы, где Беспалов наложил сержанту жгут на ногу и сделал укол промедола. Духи не посмели спуститься с гребня потому, что рассыпавшиеся по склону солдаты сумели укрыться и начали вести прицельный огонь. Уйти в долину удалось только с наступлением темноты, а до своей части они добрались
