окна в мамину душу раскрываются наполовину. Глаза у нее такие же голубые, как у меня. Они у нас словно небо, словно море в Таиланде, как сказала однажды Карина, только кристальнее и ярче, как считаю я. Во мне очень много от мамы, во мне от нее почти все, помимо того, что она женщина, а я пацан. В остальном я как она. У меня ее брови. И ее рот. Когда мы заговариваем, кривляемся или смеемся, люди считают, что мы брат с сестрой, близнецы. Не помню, когда мы веселились и улыбались заодно. Боюсь, нам больше этого не удастся. Никогда. Ее глаза открываются шире, первые и самые трудные движения бровей дают понять, что она меня слышит и чувствует, и давно.
– Нет, я в порядке. – С очередным усилием она тянется к горлу и щупает повязку на своей шее. – Я так испугалась… Даже не успела закричать. Голос застрял у меня в груди, такой сильный… Я думала, умру от его силы.
– Ты помнишь, кто это сделал? – спрашиваю я, ведь это остается моим первым приоритетом. Найти того, кто напал на маму. Из-за него, из-за этой Тени, у меня нет друга. И могло бы не стать мамы. Я хочу убить Тень, хочу, чтобы мама сказала, что помнит все и описала лицо в деталях, но она его не видела.
– Он напал со спины. Я чувствовала, что он выше. Уверена, это мужчина. Взрослый. Старше тебя. Такой силы нет у девушки или молодого парня. Наверное. Не знаю. Но я успела приостановить его руку. – Медленно рассказывает мама, и я догадываюсь, что вот это и не положило ее жизни конец. Она помешала Тени довести руку до конца. Мама крепкая, довольно сильная, поэтому нападавший не смог порезать так глубоко, как планировал. – Думала, конец. Но ничего. – И она, улыбнувшись, поворачивает ко мне одни глаза. – Все обошлось, мой сладкий. Ты плачешь из-за меня? – Не только, отвечает мой скрытый голос, пока мой внутренний взгляд продолжает смотреть на Артема и на то, как он больше со мной не заговорит. – Мне снился жуткий сон, – продолжает мама, так медленно, что нам на это понадобится час, – будто Артем умирает. – Мама собирает все свои силы для каждого слова. Мне слышно, что говорить ей больно, но она старается ради меня.
Ради меня она выкрутится так, что любой позавидует. Только у нее достаточно сил на то, чтобы связать мне свитер из пыли с пола. Когда мы жили одни, когда мама еще не встретила первого богатого мужа, в своей крошечной гостинке она находила тряпочки и зашивала мне штаны такими красивыми заплатками, точно это не старый хлам, а точно так должно быть, вроде это теперь самые модные в мире брючки. И они действительно мне нравились. Когда я захотел кота, она не смогла купить настоящего, но сшила маленького, классного котенка из лоскутков. Ее руки были способны на все: приготовить на ужин нечто из ничего, погладить мои волосы так, что я засыпал, а сказать обо мне она могла так, что я чувствовал себя маленьким чудом. Я был для нее вдохновением на все случаи жизни. Я был ее единственной любовью. Мы были одни на всем свете. А потом мы начали понемножку богатеть и в нашей жизни
